В стихотворении «К своей книге», замыкающем сборник 1556 г., Ронсар писал:
Or’, si quelqu’un après me vient blasmer de quoy
Je ne suis plus si grave en mes vers que j’estoy
A mon commencement, quand l’humeur Pindarique
Enfl oït empoulément ma bouche magnifi que,
Dy luy que les amours ne se souspirent pas
D’un vers hautement graive, ains d’un beau stille bas,
Populaire et plaisant, ainsi qu’a fait Tibulle,
L’ingénieux Ovide, et le docte Catulle:
Le fi ls de Venus hait ces ostentations:
II sufi st qu’on luy chante au vray ses passions,
Sans enfl eure ny fard, d’un, mignard et dous stille,
Coulant d’un petit bruit comme une eau qui distille.
Ceus qui font autrement ils font au mauvais tour
A la simple Venus, et à son fi ls Amour
[309].
Именно в таком «прекрасном низком стиле», который тихо струится, подобно медленным водам больших равнинных рек, и написаны оба сборника. Стиль их существенно отличается от стиля цикла «Любовь к Кассандре». Вообще, на первый взгляд, Ронсар несколько отходит от лиризма своих ранних од и сонетов. Но отход этот лишь кажущийся: поэт находит более простые, но более разнообразные и многогранные формы выражения этого лиризма. Переживания поэта делаются более разносторонними. Не случайно многие стихи (до 25%) посвящены уже не любви, они обращены к друзьям, говорят о повседневных заботах, о вине, о дружбе, о литературе. В этом они смыкаются кое в чем с параллельно писавшимися «Гимнами», в которых философская проблематика занимает основное место; в этом они близки творчеству Дю Белле того же времени, особенно его «Сожалениям». В поэзии Ронсара появляется интересная особенность – дескриптивность. Внешний мир наполняет теперь сонеты, и миру внутреннему, миру чувств и переживаний, приходится несколько потесниться. На страницах книг нет больше места страстным вздохам и стенаниям. Тон стихов более плавный, спокойный. Этому вполне соответствовал выбранный Ронсаром двенадцатисложный стих, существенно отличавшийся от нервного, порывистого десятисложника, которым написаны сонеты к Кассандре
[310]. В сборниках почти нет сонетов, целиком посвященных прославлению красоты возлюбленной. Ее образ – образ простой крестьянской девушки Мари – складывается из мелких черточек и намеков, из общего ощущения весенней радости и свежести, любования жизнью на фоне щедрой природы. Простота и естественность – вот что прежде всего привлекает поэта в его возлюбленной. Поэт рисует ее такой, как она есть, без приукрашивания и ухищрений:
Marie, vous avés la joue aussi vermeille
Qu’une rose de Mai, vous avés les cheveus
De couleur de chastaigne, entrefrisée de neus,
Gentement tortillées tout-au-tour de l’oreille
[311].
И как мало любовной патетики в этом одном из самых патетических сонетов цикла. Ронсар изображает Марию за повседневными занятиями, в кругу семьи, в лесу, за работой. И образ возлюбленной, складывающийся из этих беглых зарисовок, теперь лишен статичности, он дан в движении
[312]. Чисто земная любовь заставила спуститься на землю и ронсаровского Пегаса. Теперь возлюбленная обитает не среди нимф и муз в воображаемом чудесном лесу, она живет среди реальных, в полном смысле слова земных грядок салата или капусты, среди цветов, посаженных ее заботливой рукой:
Mignongne, levés-vous, vous estes paresseuse,
Ja la gaye alouette au ciel a fredonné,
Et ja le rossignol frisquement jargonné,
Dessus l’espine assis, sa complainte amoureuse.
Debout donq, allon voir l’herbelette perleuse,
Et vostre beau rosier de boutons couronné,
Et voz oeillets aimés, ausquels avés donné
Hyer au soir de l’eau, d’une main si songneuse.
Hyer en vous couchant, vous me fi stes promesse
Destre plus-tost que moi ce matin éveillée,
Mais le someil vous tient encor toute sillée:
Ian, je vous punirai du péché de paresse,
Je vais baiser cent fois vostre oeil, vostre tetin,
Afi n de vous aprendre à vous lever matin
[313].
Любовные стихи Ронсара, его концепция любви, как кульминационного пункта в жизни человека, как весны его, органически входит составной частью в жизненную философию поэта. Философская лирика Ронсара, взятая во всем ее объеме, составила бы довольно толстый том – философские темы всегда волновали главу «Плеяды». Но на втором этапе творчества эти вопросы особенно занимали его. Его две книги «Гимнов» (1555 – 1556) почти целиком посвящены философским проблемам
[314]. Однако следует заметить, что философская лирика Ронсара может быть рассмотрена именно как литературное, а не философское явление. Ронсар не обладал стройной философской концепцией, и его мысли о строении вселенной, о сущности бытия, о познании – суть лишь изложение распространенных в то время знаний и представлений. Причем наш поэт далек от наиболее передовых научных и философских теорий своего времени
[315]. «Гимны» Ронсара говорят о том, о чем думали, чем интересовались, что читали люди той эпохи. Не Ронсару и его друзьям было дано осмыслить и философски обобщить сущность столь важной исторической эпохи, как Ренессанс. Это, как известно, сделал его младший современник Мишель Монтень
[316].
