В ноябре 1921 года Якушева, как ведущего специалиста Наркомвнешторга и члена Технического совета НКПС направили в командировку в Швецию и Норвегию. В Ревеле, где Якушев был проездом, он выполнил просьбу своей старой приятельницы Варвары Страшкевич и передал письмо ее племяннику Юрию Артамонову. Якушев не знал, что тот работает в английском паспортном бюро и поддерживает тесные контакты с рядом руководителей белой эмиграции в Париже и Берлине.
Лишь одной передачей письма дело не ограничилось. Александр Александрович охотно рассказал о ситуации в РСФСР. Якушев оказался для эмигрантов настоящей находкой. Советский высокопоставленный чиновник, просто умный и наблюдательный человек, он многое поведал бывшим соотечественникам о советской действительности.
После возвращения в Москву, последовал арест Якушева. Ему было предъявлено обвинение в шпионаже. В качестве доказательств чекисты предъявили ему фотокопию письма Артамонова одному из руководителей Высшего монархического совета в Париже. После предъявления столь убийственного факта Якушев признался во всех своих «грехах». Теперь ему грозил расстрел
[629].
Лучше всего передает ощущения человека, оказавшегося в камере смертников дневник Сиднея Рейли, который тот вел, сидя во Внутренней тюрьме ОГПУ. Эти бумаги были найдены чекистами уже после расстрела английского шпиона. Процитируем небольшой отрывок из этих бумаг: «Поздно днем Стырне… сообщил, что Коллегия ГПУ пересмотрела приговор и что, если я не соглашусь, приговор будет приведен немедленно. Сказал, что мое решение остается то же самое, что я готов умереть. Был спрошен, хочу ли я получить время на размышление… Дали 1 час. Повели обратно в камеру… Немедленно надели наручники, держали в ожидании около 5 минут. В течение этого времени заряжали оружие во внешней комнате и др[угие] приготовления… Очень холодно. Бесконечное ожидание на гаражном дворе, в то время как исполнитель вошел вовнутрь. Грязный разговор часовых и шутки. Сообщили об отложении… Ужасная ночь…»
[630].
Прошел ли Якушев через подобные чекистские «мероприятия», неизвестно, но то, что он действительно находился под угрозой расстрела, остается фактом. И это был не единственный метод давления на Якушева, в ход пошли и иные способы понуждения. Недаром заместитель председателя ОГПУ Ягода уверял одного из своих собеседников, что органы «…могут сделать сексотами кого угодно, и, в частности, людей, совершенно враждебных Советской власти». Ведь если у чекистов есть желание сделать из человека информатора, то, как бы он ни сопротивлялся, «…он все равно… будет у нас в руках: уволим с работы, а на другую нигде не примут без секретного согласия наших органов. И в особенности, если у человека есть семья, жена, дети, он вынужден быстро капитулировать». Так и для Якушева желание сохранить жизнь и спокойное будущее своим близким подвигли к принятию окончательного решения. Он дал согласие на сотрудничество с советской контрразведкой.
Но нужно отметить, что имеются и свидетельства совершенно иного порядка, которые мы находим в эмигрантских мемуарах. Как отмечал Войцеховский, хорошо знавший Якушева периода «Треста», тот не производил впечатления человека, испытавшего душевную драму, он «…скорее был умным и ловким актером»
[631].
Якушев был крайне необходим чекистам, они испытывали нужду в агенте, хорошо знакомом с основными положениями монархической среды и хорошо представлявшем ту среду, которая возглавила антисоветское движение за рубежом. К тому же у Александра Александровича уже наметились определенные контакты с белоэмигрантами, что позволяло ускорить развитие широкомасштабной агентурной комбинации под названием «Трест».
К осени 1922 года КРО ГПУ был оформлен так называемый Политический совет МОЦР, состоящий фактически из одних секретных агентов. В него вошли бывший царский генерал от инфантерии A.M. Зайончковский, бывший царский генерал-лейтенант Н.М. Потапов (отвечавший за военное направление), Э.О. Оперпутт-Стауниц (ведавший финансами, канцелярией и шифрами). Сам Якушев в МОЦР занимал пост министра иностранных дел. Именно на него и Потапова советская контрразведка возложила все нелегальные связи с монархическими зарубежными организациями и представителями иностранных спецслужб.
Активную роль в МОЦР играл и бывший полковник царской армии Дмитрий Дмитриевич Зуев. Потомственный военный (его отец, генерал от инфантерии Д.П. Зуев, умер в 1917 году), он уже в 26 лет был произведен в чин полковника гвардии и причислен к Ставке Верховного Главнокомандующего. С 1918 года Зуев на службе в РККА: сотрудник Оперативного управления Штаба РККА
[632].
Для большей убедительности и солидности к работе в МОЦР подключили еще ряд лиц из так называемых бывших — черниговского помещика камергера Ртищева, балтийского барона Остена-Сакена, нефтепромышленника Мирзоева, тайного советника Путилова
[633].
В разработанной чекистами программе МОЦР, с привлечением Якушева, Потапова и других агентов, были сохранены лишь положения, выгодные советской власти:
— отношение к террору: «следует признать террор не достигающим своей цели, а поэтому недопустимым»,
— отношение к интервенции: «допустимо только при наличии полной согласованности действий внутри страны и извне»,
— отношение к повстанческому движению: «повстанческое движение и местные восстания способствуют распылению сил…следует отказаться от их применения и беречь силы для более серьезных организованных действий»,
— вопрос о методах и средствах: «в отношении путей и способов добывания средств следует признать совершенно недопустимым экспроприации и грабежи»
[634].
Первый визит Якушева за кордон, как секретного агента КРО ГПУ, состоялся в ноябре 1922 года. Вначале был Берлин, а затем — Париж, и везде он встречался с руководителями белоэмигрантского движения: с представителем ВМС Марковым, представителем барона Врангеля в Германии генерал-майором фон Лампе и многими другими. Якушев ознакомил их с меморандумом, где кратко излагались история создания и структура МОЦР: «Организация существует уже три года, причем в стройной форме преобладает свыше полутора лет и имеет распространение по всей России. Характер организации преимущественно военный, и членами ее состоят в большинстве военные. Кроме того, организация имеет своих людей почти во всех центральных правительственных учреждениях и в большинстве местных, чем и объясняется ее большая осведомленность»
[635]. Организация располагала ячейками в Москве, Петрограде, Киеве, Ростове-на-Дону, Ярославле, Смоленске, Твери, Нижнем Новгороде и других городах.
