Этот период жизни Вячеслава Рудольфовича больше интересен не его скитаниями по миру, а погромными статьями в русскоязычной эмигрантской прессе в адрес Ленина и его сторонников. Вот отдельные моменты его статьи, опубликованной в газете эсеров «Наше эхо»: «Ленин политический иезуит, обращающийся с марксизмом по своему усмотрению и применяющий его к своим мимолетным целям: в настоящее время он окончательно сбился с пути». Еще одна цитата, но уже покрепче: «Ленинцы — это не политическая группировка, а крикливый цыганский табор. Они любят размахивать кнутом, воображая, что их неотъемлемое право — стать погонщиком рабочего класса»
[568].
После Февральской революции Менжинский вернулся в Петроград, где сразу же примкнул к большевикам. Он быстро вписался в новый поворот жизни. Недаром один из хорошо знавших Ленина людей отмечал, что Ильич «был добродушен… незлопамятен, как большой Сен-бернар… случалось проучить, забывал, готов хоть сейчас же примирить с собой, всякий может пригодиться в большом хозяйстве…»
[569]. Пригодился и Вячеслав Рудольфович. При новой власти он поочередно занимал посты — члена редколлегии газеты «Солдат», наркома финансов, генерального консула Советской России в Берлине, заместителя наркома госконтроля Украины, пока в сентябре 1919 года не поступил на службу в ВЧК.
Один из очевидцев карьерного пути Менжинского вспоминал, что тот «…будучи в Берлине, впервые познакомился с областью, дотоле незнакомой и, к всеобщему изумлению, в нем сразу обнаружился виртуоз дела. Со всей страстью окунулся он в работу по политическому шпионажу и большевистской пропаганде. Сам того не зная, он обладал невероятной интуицией, которая позволяла ему идти по следам, распознавая их там, где они были неуловимы для людей более сведущих и опытных, чем он. Одним словом, он ощущал то, что невозможно было предвидеть и постичь при помощи рассудка»
[570].
С сентября 1919 года Менжинский стал особоуполномоченным Особого отдела ВЧК. Будучи человеком утонченным и болезненным, он мало касался неприятной и грязной работы, сваливая ее на плечи своих помощников. Но там, где работа требовала гибкости и интуиции, проницательности и даже мудрости, он был на первых ролях. Менжинский считал, что именно такая деятельность наиболее соответствовала его капризной натуре. Как отмечал один из коллег Вячеслава Рудольфовича: «Там, где чутье чекистских ищеек не давало никаких результатов, его прирожденная интуиция творила чудеса»
[571]. Мы не станем распространяться о «чудесах интуиции» Менжинского, но не будем забывать, что наш герой получил прекрасное образование в одном из лучших университетов Европы.
Один из первых сотрудников ОО отмечал низкую теоретическую подготовку и полное отсутствие соответствующей практики даже у руководящих сотрудников отдела. Молодые работники, желая получить консультацию по тому или иному вопросу, нередко обращались к руководителям отдела вплоть до Кедрова. Но все что могли сделать начальники, так это рекомендовать чекистам книги по контрразведке, которые достались от военного контроля и теперь пылились в книжных шкафах ВЧК. База же знаний, полученных Менжинским в стенах юридического факультета Санкт-Петербургского университета, на порядок поднимала его в сравнении с другими сотрудниками Особого отдела.
Это не могло не сказаться на карьере Менжинского. Начав с должности особоуполномоченного, он к февралю 1920 года работал заместителем начальника, а 20 июля 1920 года и вообще занял пост начальника ОО (сменив в этой должности самого Дзержинского). В дальнейшем (с января 1921 года) Менжинский (по совместительству с обязанностями начальника ОО) возглавил Секретно-оперативное управление (СОУ) ВЧК, в функции которого входила координация действий трех ведущих отделов — Секретного, Особого и Оперативного.
Еще одним чекистом, повлиявшим на карьеру и судьбу Артузова, стал Генрих Григорьевич Ягода. Он также в 1919 году появился в Особом Отделе. Начинал с чисто хозяйственной должности — управляющего делами. В биографии Ягоды, как и в биографии Менжинского, есть немало белых пятен.
Генрих Ягода родился в 1891 году в семье мелкого ремесленника в Рыбинске Ярославской губернии. В 1907 году вступил в Нижегородскую организацию РСДРП, в 1913 году переехал в Санкт-Петербург, где стал работать в больничной кассе Путиловского завода (здесь познакомился с Подвойским). Тот поспособствовал, чтобы Ягода вошел в состав Военной организации при ЦК РСДРП(б). После октября 1917 года он уже в Высшей военной инспекции РККА (председателем которой являлся вновь Подвойский). Свою роль в карьере Ягоды сыграл тот факт, что он был женат на племяннице самого Я.М. Свердлова — Иде Авербах, правда, произошло это уже после смерти председателя ВЦИК
[572].
Артузову приходилось контактировать как с Менжинским, так и с Ягодой. Но наиболее тесные и близкие отношения у него сложились с начальником СОУ ВЧК. Ягода, человек «…скрытный, пресный, бесцветный, не сближавшийся никогда с коллегами», держался на некоторой дистанции от Артузова. Дела сталкивали их только по канцелярской или хозяйственной надобности. Но, став заместителем начальника 00, Ягода все больше и больше погружался в оперативную работу отдела. С большей вероятностью эту троицу можно назвать сплоченной командой, лишь в дальнейшем политические и карьерные бури разобьют крепость этих отношений.
Одним из главных направлений деятельности Особого отдела в 1920–1921 годах стала борьба с польским шпионажем. Начавшаяся советско-польская война еще глубже обострила эту проблему. Нужно сказать, что польская военная разведка имела в России выгодные оперативные позиции. В своей деятельности поляки активно использовали структуры так называемой «Польской организации войсковой» («ПОВ»). Созданная еще в годы Первой мировой войны «ПОВ» вначале решала две задачи: а) вела военную подготовку среди национально настроенной польской молодежи; б) формировала летучие отряды для проведения диверсий в тылу противника
[573]. К началу войны с Советской Россией польской военной разведке удалось, опираясь на актив «ПОВ», создать устойчивую и строго законспирированную сеть агентов.
