Но Идолбаев будто не слышал ее и только продолжал сжимать ее руки все сильнее. Тут я поняла, что если кто-нибудь не вмешается, это все может очень плохо закончиться. Однако никто не проявлял желания остановить бешеного чеченца. С одной стороны я их понимала: никому не хотелось попасть под горячую адамову руку и занять место старосты. Ведь весь его гнев мог обратиться на непроизвольного защитника.
Однако с другой стороны Лену мне было очень жалко. Староста в принципе была неплохая девушка: решительная, заводная, отзывчивая, со своими обязанностями справлялась довольно хорошо и совсем не заслуживала того, чтобы ей ломали руки всего лишь за то, что она пыталась создать из таких безынициативных лоботрясов как мы команду КВН. Чувство справедливости в тот момент во мне пересилило страх, и внутренне холодея от того, что сейчас сделаю, я шагнула к Адаму и громко сказала:
— Адам, хватит.
Он посмотрел на меня и я внутренне напряглась ожидая какой-нибудь грубости. Но он ничего не сказал. Внутренний голос подсказал мне: ярость настолько ослепила его, что он даже перестал понимать что делает — во всяком случае, в его взгляде, обращенном на меня не было ни капли осмысленности. Мне почему-то в этот момент вспомнилась разозленная и готовая напасть кобра — одно неверное движение и ужалит. Поэтому я постаралась не делать резких движений и обратилась к нему, заставляя свой голос звучать предельно спокойно, но твердо:
— Адам, достаточно. Успокойся. Не нужно так делать. Это перебор. — к моему большому облегчению я, кажется, была услышана: осмысленность постепенно начала возвращаться в его глаза, он отпустил плачущую старосту, которая бессильно упала на стул, и оглядел аудиторию. Я внимательно вглядывалась в этот момент в его глаза, опасаясь, что он набросится теперь уже на меня, поэтому заметила как на его лице быстро промелькнули удивление, смущение, раскаянье, снова гнев и тут он посмотрел на меня.
У меня душа ушла в пятки и вся моя смелость куда-то подевалась, настолько острым и пронзительным был этот взгляд! Мне захотелось убежать или провалиться сквозь пол, но я не могла себе этого позволить — внутреннее чутье подсказывало мне, что сейчас ни в коем случае нельзя показывать ему свой страх — это все равно, что помахать красной тряпкой перед самым носом у быка. Пришлось мне собрать всю свою решительность, все спокойствие и, продолжая смотреть в эти прожигающие меня насквозь глаза, я как можно более уверенно и тихо сказала:
— Сейчас тебе лучше уйти — к моему удивлению он послушался. Молча развернулся и направился к выходу.
К счастью, у него с этим не возникло таких проблем как у меня: одногруппники молча расступались перед ним, словно он был окружен каким-то невидимым глазу силовым полем. Как только Идолбаев вышел, я облегченно вздохнула и осмотрелась — теперь все взгляды были направленны на меня. Это непрошенное внимание так меня смутило, что захотелось покинуть злополучную аудиторию как можно скорей (вообще-то я терпеть не могу быть в центре внимания, особенно когда я к нему не готова, у меня это отнимает слишком много сил и я теряю свое внутреннее равновесие). Однако мне совсем не хотелось столкнуться с Адамом в коридоре, надо было дать ему время прейти в себя и успокоиться. Поэтому я подошла к Лене, спросила:
— Ну, как ты? Все в порядке? Очень больно?
Староста подняла на меня взгляд, попыталась улыбнуться сквозь слезы, но получилась скорее гримаса, а не улыбка, так как губы у нее дрожали от пережитого потрясения:
— Я? Не знаю… Не думаю, что я в порядке — уныло сказала она, потом посмотрела на свои запястья и в голосе зазвенело возмущение — Вот ведь псих! Ты только посмотри, что он с моими руками сделал! Совсем больной! Синяки теперь наверняка останутся… — и горестно вздохнула. Действительно, на запястьях начали постепенно проступать багрово-сизые следы от пальцев. Выглядело это жутковато. Одногруппники постепенно ожили и подошли поближе посочувствовать и предложить свою помощь.
— Да, Лен, действительно больной — сказала Лиля Иванцова — хочешь мы с Катей поможем тебе дойти до медпункта? — Катя Фунтикова согласно закивала.
— Да, спасибо, а то меня что-то ноги совсем не держат — отозвалась староста.
— А я знаю хорошую мазь от синяков и ушибов, у меня дома есть. Хочешь, завтра принесу? — предложил наш замстаросты Никита Горчеев.
— Нет, Ник, спасибо. Я думаю завтра от твоей мази толку не будет никакого, потому что мазать надо уже сейчас, а не сутки спустя. Но все равно спасибо за предложение.
Я поняла, что тут и без меня теперь обойдутся и я могу наконец-то спокойно уйти:
— Лен, ты извини, но можно я пойду? Я, конечно, понимаю, что создание команды КВН очень важное мероприятие, но меня уже наверно дома заждались. Отпустишь?
— А? — отвлеклась Нестерова от животрепещущей темы своих синяков — Ладно, Соколова, иди.
— Спасибо, пока — попрощалась я и стремительно рванула к выходу, но уже в дверях меня снова догнал ленин голос:
— Эй, Оль, подожди — я обернулась вопросительно взглянув на нее — ты это… Спасибо, что остановила этого психа Идолбаева. Кто бы мог подумать: ты такая тихоня, а оказалась у нас самая смелая — никто кроме тебя за меня не заступился — и она сурово и с обидой посмотрела на Никиту и остальную мужскую часть нашей группы.
Ник виновато опустил голову, остальные принялись разглядывать стены и смотреть куда угодно лишь бы не на старосту. Я почувствовала себя неловко. Конечно, в чем-то Лена была права: может быть у нее и не было бы этих «украшений» на запястьях, если бы парни дружно собрались и объяснили Адаму где он не прав. Но все же мне не хотелось прослыть бесстрашной защитницей обиженных и угнетенных, тем более что это была неправда: я тоже испугалась, просто ситуация была критическая и вмешательство требовалось срочно. Все это быстро промелькнуло в моей голове, а вслух я сказала:
— Не за что, Лен. Я просто стояла к нему ближе всех, вот мне и выпал жребий привести его в чувство. — Никита мне благодарно улыбнулся, остальные парни вздохнули с облегчением — Да и потом, я думаю, если бы ты оказалась на моем месте, а я, к примеру, на твоем, то ты сделала бы для меня тоже самое, правда же?
— Э-э-э… Да, конечно же — откликнулась староста сбитая столку в самом начале своей гневной отповеди.
— Ну, ладно, так я пошла?
— Иди, иди.
Я выскользнула за дверь. К счастью, Идолбаева за дверью не было, да и вообще в пределах видимости его не наблюдалось. Шестое чувство мне подсказывало, что он скорее всего покинул стены нашего прекрасного учебного заведения, и я решила последовать его примеру. Тем более, что дома действительно ждали.
Адам
После разборки с Нестеровой во мне все кипело от гнева. Но уже не на безмозглую старосту, а на себя. Это же надо так подставиться! Она ведь может и заявление в милицию написать, у нее ума, точнее его отсутствия, хватит. Да и свидетелей у нее полный класс. Ну что я за дурак, какой черт дернул меня хватать ее за руки?! Силой я никогда не был обижен, а тренировки по боксу еще больше укрепили руки. Наверное, у Ленки теперь будут огромные синяки. Господи, как же мне надоел мой дурацкий характер! И почему я не могу как все нормальные люди контролировать свои эмоции? У других же получается (взять хотя бы Джамсура, брата моего — тоже не подарок, но хоть не бросается на людей после первого же оскорбления), но только не у меня! Теперь опять придется извиняться, просить прощения, унижаться, задабривать как-то…Как мне все надоело, пропади оно пропадом!
