Очередь быстро двигалась вперед, и вскоре я оказалась достаточно близко к дельфину, чтобы получше его рассмотреть. Мне все здесь так нравилось, что я на автопилоте послала дельфину мысленную волну симпатии и восхищения, подумав что-то вроде «привет, Друг!». Внезапно дельфин зашевелился, посмотрел на меня одним глазом, и я почувствовала от него ответную волну приветствия. От неожиданности я чуть не споткнулась и помотала головой, отгоняя наваждение. Тимур, наверное, заметил, как вытянулось у меня лицо, и с тревогой спросил:
— Оль, в чем дело?
— Ни в чем. Не обращай внимания, показалось, наверное.
Однако я все равно повнимательнее пригляделась к дельфину и мне вдруг почудилось, что он очень устал или болен или и то и другое, до того дискомфортно вдруг стало на душе. Очередь все двигалась, и вскоре настала пора и мне фотографироваться. Фотограф попросил меня, как и других детей до этого, присесть рядом с дельфином и положить на него руку в дружеском жесте. Я так и сделала, удивляясь про себя, насколько гладко-бархатистой оказалась наощупь кожа дельфина, хотя на первый взгляд выглядела холодной и скользкой.
Дельфин вдруг зашевелился под моей рукой, и темноволосая девушка принялась его поливать, успокаивая тихим голосом:
— Тише, тише, Антон, скоро все закончится.
Вдруг на меня накатила волна боли и отчаянья, прилетевшая от дельфина и меня накрыл его мысленный стон «Помоги, человек!». Я от внезапности происходящего чуть не растянулась на полу рядом с дельфином. Ощущение было настолько ярким и реальным, что его невозможно было уже так просто проигнорировать: эта мольба о помощи перевернула мне всю душу. Подскочив как ошпаренная, я обратилась к дрессировщикам:
— Этому дельфину очень плохо, ему больно! Сделайте что-нибудь!
На секунду воцарилась тишина, а потом фотограф засмеялся, и люди вокруг тоже заулыбались. Все, кроме дрессировщиков — они нахмурились и переглянулись. Тимур непонимающе косился на меня и наверняка подумал в этот момент, что я чокнутая. А дельфин смотрел на меня умоляющим взглядом, и я продолжала чувствовать как ему тяжело и трудно лежать здесь на потеху людям. Я предприняла еще одну попытку достучаться до местного персонала:
— Пожалуйста, поверьте, я не вру. Ему правда плохо. Надо как-то ему помочь.
Темноволосая девушка сделал шаг вперед и настороженно спросила:
— Откуда вы знаете?
— Оль, пойдем, — вмешался Тимур — тебе надо на свежий воздух.
Но я его проигнорировала и растерянно обратилась к девушке:
— Я не знаю. Не понимаю как это произошло… Но, по-моему, он сам мне сказал…
Брови девушки удивленно взметнулись вверх, все вокруг засмеялись, а фотограф недовольно пробурчал:
— Девушка, если вы не хотите фотографироваться, то отойдите! Вы задерживаете очередь.
Мне стало ужасно стыдно и неловко, фотографироваться совершенно расхотелось, и я бы в ту же секунду покинула это сборище бесчувственных людей, но не могла просто так бросить бедного дельфина. Присев перед ним на корточки, и постаравшись выкинуть из головы и фотографа и окружающую меня толпу народу, я приложила к страдающему животному обе ладони и послала ему эмоциональную волну сострадания и сожаления с мысленным извинением «Прости, они не верят мне. Я очень хочу тебе помочь и помогла бы, но не знаю как…».
Бедняга-дельфин закрыл глаза и опустил голову ниже, видимо смирившись со своей участью. Мне стало так жалко его, прямо до слез, что я вскочила на ноги и бросилась к выходу, чтобы не расплакаться при всем честном народе. Так паршиво на душе мне еще никогда не было. Я слышала, что Ибрагимов пристроился рядом с мной, но не обращала на него внимания. Вдруг сзади послышался окрик темноволосой дрессировщицы:
— Девушка, подождите! — Я обернулась и увидела, что она нас догоняет — пожалуйста, не уходите. Я вам верю. Вы не могли бы задержаться минут на двадцать пока все не разойдутся? Нам надо с вам поговорить.
— Хорошо — согласилась я, глубоко дыша и стараясь сдержать слезы — только я обратно не пойду…
— И не нужно — успокаивающе заглянула мне в глаза дрессировщица — я провожу вас в подсобное помещение. Там никого нет и можно спокойно дождаться пока посетители уйдут. Пойдемте?
Я кивнула, и мы все втроем свернули куда-то в боковой коридор, который оканчивался пластиковой дверью с табличкой «только для персонала». Толкнув ее, девушка вошла и пропустила нас внутрь.
— Это наша комната отдыха — просветила она нас — Располагайтесь как вам удобно. А мы с напарником скоро подойдем. Кстати, меня зовут Маша. А вас?
— Ольга — ответила я.
— Тимур — представился Ибрагимов.
— Вот и познакомились — мягко улыбнулась девушка — ну, я побежала, а то боюсь, меня там уже заждались — и с этими словами она выскользнула за дверь.
Я огляделась. Комнатка была небольшая, но уютная. С правой стороны от входа стояли металлические шкафчики как в раздевалках. С левой — большой кухонный стол с ящичками, на котором расположились электрический чайник, кофеварка и какие-то баночки. Дальний угол был отгорожен занавеской, создававшей что-то вроде ширмы. Посредине стоял небольшой круглый деревянный столик, окруженный пластиковыми стульями. Комната была сквозная: в противоположной от входа стене виднелась еще одна дверь.
Осмотрев окружающую обстановку, я наткнулась взглядом на Тимура. Ибрагимов местным интерьером не интересовался, а как-то опасливо разглядывал меня, и видимо уже давно. Без труда угадав, что сейчас он начнет заваливать меня вопросами, я мысленно поморщилась — меньше всего мне в данный момент хотелось объяснять ему свои странности, но деваться было некуда. Дойдя до круглого столика и развернув к себе ближайший стул, я села и обреченно выдохнула:
— Спрашивай.
— Что спрашивать? — осторожно откликнулся парень.
— Тимур, я же вижу, что ты что-то хочешь сказать. И не надо на меня так смотреть — у тебя все на лице написано. Так что спрашивай.
Ибрагимов тоже прошел на середину комнаты и взял дугой стул, усевшись на него задом наперед напротив меня и только тогда, подозрительно хмурясь, поинтересовался:
— Оля, объясни, что это ты там устроила? Зачем весь этот спектакль?
Я опять тяжело вздохнула и серьезно посмотрела в голубые и холодные, словно лед, глаза своего спутника:
— Это не спектакль, Тимур. Я правда почувствовала, что этому дельфину очень плохо. Я понимаю, что тебе в это сложно поверить, и ты наверняка думаешь, что я сумасшедшая. Но я совершенно точно здесь не ошибаюсь… Я могла бы тебе кое-что объяснить, но только если ты поклянешься, что никому никогда не расскажешь о том, что от меня услышишь и о том, что увидел сегодня.
— Зачем это? — недовольно спросил парень.
— Затем, что я не хочу оказаться в психушке, и позволять разным докторам ставить на мне опыты — терпеливо ответила я.
