Гуров неожиданно зашел к ней со спины и обхватил руками за груди.
– Это был отвлекающий маневр.
– Э-э-э! – выворачиваясь, воскликнула Аврора. – Ты, что виагры с утра наелся? Щас сын зайдет.
– Кстати, на счет сына. Он «вышку» то сдал?
– Высшую математику? Так сам и спроси.
– Марек? – гаркнул Гуров своим капитанским строгим голосом.
– Папик, ты что, на причале? – послышалось за дверью.
– Ты «вышку» сдал? – опять гаркнул капитан в своем стиле, свернув руки рупором, потому что по-другому он не умел.
Марек выглянул из-за двери с изумленным видом, типа, что пристали.
– Папа спрашивает, как экзамены? – торопливо спросила Аврора.
– Подорожали, – невозмутимо ответил сынок с польским именем Марек.
Мареку ничего не ответили, потому что отвечать уже давно было нечем – сидели без денег. Голова Марека, уразумев, что пополнения денежных знаков явно не предвидится, исчезла с поля зрения под комментарий заслуженного рыбака СССР:
– Вот он, мать его, капитализьм! Всё покупается и продается, даже образование. Остается только одно.
– Что же? – поинтересовалась Аврора.
– Секс.
Морячка с укором посмотрела на своего мужа, бывшего еще недавно капитаном дальнего плавания, и нашла его мужчиной предпенсионного возраста, с черными с проседью волосами, голубыми, как и прежде, но несколько поблекшими, глазами, плотными толстыми губами, среднего роста, коренастого и. животастого. А ведь был когда-то красавец мужчина! Когда-то.
– Пошли досыпать, чудо мое, – сказала морячка и, открыв холодильник, водрузила бутыль с «лекарством» на прежнее место.
Пока они шли в спальню, капитан попробовал сделать первые шаги в области поэзии:
К-куда пойти?
К-куда податься?
К-кому сходить?
К-кому отдаться?
– Мне отдайся, Роберт Рождественский! – затребовала Аврора.
– Тебе, успеется. Погоди, погоди. Кажется, рожаю стих. Вроде под Бродского:
Он страстно бросил, бросил,
Бросил ее на кровать.
– И промахнулся, – добавила Аврора свой фрагмент стихотворения, поправляя покрывало.
– Ну вот, – сообщил Гуров, разводя руками. – Сбила с рифмы.
– Мне твоя рифма, до одного места. Я все же напомню тебе о пароходстве, где ты дорос до капитана.
– Было дело., - мечтательно произнес Гуров и у него в голове пронесся сюжет из его прежней жизни: Гуров сидит с биноклем в ходовой рубке, смотрит по сторонам. Пароход проходит пролив, рядом с пляжем какого-то острова. Он вглядывается в бинокль и расплывчато видит зад голой женщины, сползает с кресла с грохотом на палубу. Все кидаются к нему со словами: «Капитан упал!» и заботливо усаживают в его капитанское кресло. Затем он неторопливо, согласно своего статуса на судне, выходит на мостик и вглядывается в стерео-трубу, дающую более четкое изображение той же самой голой женщины, но уже идущей по волнам. У Гурова со скрипом отвисает челюсть. Судно совершает поворот влево и Гуров, увлеченный пляжной картинкой, теряет равновесие, свешиваясь за борт и ухватившись за леерное ограждение. Все одновременно с криком: «Капитан за бортом!», кидаются на помощь и вытаскивают его на крыло мостика. Он отряхивается и заходит в рубку. Там стоит буфетчица с подносом закусок и бокалом пива. Все в рубке как по команде одновременно отворачиваются. Буфетчица подмигивая подает бокал, Гуров «промахивается» правой рукой мимо бокала прямо в грудь буфетчицы. На этом моменте фантазия закончилась, но рука все равно уверенно сжимала женскую грудь.
– Куда лапаешь, извращенец?! – воскликнула Аврора, возвращая капитана в реальность бытия.
– Пардон, мадам, – опомнился капитан. – Так., на чем мы остановились?
– На сексе.
– На чем, на чем?
– Говорила тебе – не спеши уходить из пароходства, – запричитала Аврора, поняв, что с сексом не все так просто, как изображает Гуров.
– Говорила! Когда по полгода зарплату не приносил, тоже говорила.
– Другие ж как-то крутятся. Тебе ведь предлагали, идти в эти, как их.
– В чиновники? Да там как в анекдоте: четверо в одной комнате – один из них работает. И как ты думаешь, кто работает?
– Кто, кто? Не знаю, кто.
– Кондиционер. Он уж точно работает, ненаглядная моя сторона.
Капитан снова изобразил секс, запустив свою волосатую руку в сторону груди Авроры и тут же получил достойный отпор.
– Все уже, момент упущен. Отвали, говорю!
– А рука так и тянется. Запомни, Аврора. Если мужик до работы тянется к своей жене, а после работы уже нет, значит работа его полностью удовлетворила.
– А я тебе другое скажу, – проговорила Аврора, встав с кровати и беря в руку швабру. -
Как только на заре нашей эры сообразительная обезьяна взяла в лапу палку, другие обезьяны резко начали трудиться.
– Намек, понял, – сказал Гуров, отдаляясь от супруги и выбивая чечетку. – Э-э-эх, яблочко! Да на тарелочке. Погибай политрук в перестрелочке! Капитан дальнего плавания Гуров не пропадет! Полный вперед!
Гуров вернулся в кабинет, открыл крышку пианино и начал что-то изображать блатное.
– Не сядь на мель, артист! – крикнула Аврора.
– Эх, Аврора, – произнес капитан, закрывая крышку пианино. – Ка бы не революция.
– И что?
– Я б имел златые горы, когда б не первый залп жены моей Авроры.
– Балаболка! Делом займись!
– Щас, займусь, коммерцией. Щас! Спокуха! – уверенно произнес Гуров, вернувшись в спальню. – Ты ж меня знаешь! Гуров – не сдается!
– Вот таким я тебя люблю! – улыбаясь, сказала морячка. – Надо верить в себя!
– Но для начала, любезная моя! Второй галс! Курс – норд-норд-вест! – произнес Гуров, указывая супруге верный курс и падая на кровать.
– Ладно уж, – сдалась Аврора, отодвигаясь чтоб не попасть под падающую тушку Гурова. – Можешь поваляться, пока я добрая.
Капитан обнял супругу и заметил при этом, что его спутница все ещё хороша собой – еще бы, с разницей в возрасте в пятнадцать лет!
Они познакомились на курорте в Майори, что под Ригой. В застойные годы капитан регулярно посещал эти места, славившиеся западным образом жизни, повсеместной тишиной и чистотой. После рейса он мог позволить себе безоблачную жизнь в одном из лучших номеров гостиницы «Юрмала», питание в неплохих ресторанах, ежедневное посещение пивного бара, где ему, как завсегдатаю, оставляли порцию любимых копченых свиных ножек. Капитан неизменно появлялся в форме с золотыми нашивками, имея на груди ромбик об окончании высшего учебного заведения. Его кудрявую голову украшала капитанская фуражка «А-ля грибан», с которой он не расставался ни при каких обстоятельствах. Особое удовольствие ему доставляло представляться своему будущему собеседнику или собутыльнику:
