— Эм, — было неловко спрашивать, но опять рыскать по просторам интернета, питаться слухами, сплетнями, глупыми домыслами, выглядело совсем нелепым. Особенно сейчас, когда доверие между мной и Мелом росло с каждой секундой, а связь крепла и того быстрее. — И что дальше? То есть… как все происходит?
Мел улыбнулся, мягко и ласково, пожал мои пальцы.
— Я объявляю высшему свету Элларии, что нашел особенную женщину и собираюсь добиваться ее. Дальше дело за тобой, Ладушка. Захочешь стать моей — сделаю все, чтобы никогда не пожалела. Откажешься, принуждать не стану. Это не в наших правилах. На решение у тебя примерно месяца два. Дальше, по нашим законам, ты либо согласишься стать моей женой, либо… откажешься.
Он сглотнул, отвернулся, и с минуту в комнате царила тишина. Давила на плечи, наваливалась на грудь. Казалось, вес переживаний командора расплющивал меня, тянул к земле. Мы настолько срослись: энергией, аурой, эмоциями, что я почти физически ощущала его боль, волнение, тревогу.
Черт! К чему все эти мучения? Я ведь давно выбрала себе мужчину! Колебалась, лишь потому, что чудилось — слишком все быстро. Стремительно, как и все, что случилось на станции. Но не всегда скорые решения оказываются неверными, а те, что мы долго обдумываем, взвешиваем и отмеряем — приносят желаемое.
— Мел, — я коснулась плеча командора — твердого, как сталь и горячего как печка.
Он повернулся, обвел беспокойным взглядом, словно боялся моего ответа, любого слова, что оброню ненароком.
— Я уже выбрала, Мел. Я согласна попытаться построить с тобой отношения. Если все будет хорошо, почему нет?
Секунду или больше он сидел неподвижно, смотрел так, будто не верил. Ну да! Еще недавно я рассказывала френу, что планирую выбирать между ним и Темнаром. Даже после поединка между командором и помощником, который теперь откладывался на неопределенное время.
— Ппочему? — едва слышно выдохнул Мел. Он все еще не верил.
Я придвинулась к командору так, что наши бедра соприкоснулись. Меня обдало жаром, с головы до ног. Будто горячая волна передалась от френа и прошлась по всему телу. Мел вздрогнул, привычно возбудился, но ничего не предпринял. Только руки его сильнее сжали мои ладони.
— Я всегда симпатизировала именно тебе, Мел, — произнесла осторожно. — Просто не хотелось, чтобы ты все решал за меня, не спрашивал мнения… Понимаешь?
Он еще секунду помедлил: изучал, разглядывал, обдумывал услышанное. А затем сгреб в охапку. Я очутилась в мощных объятиях френа. Так он еще никогда не обнимал, не прижимал. Казалось, Мел не в силах насытиться нашей близостью, разлучить хотя бы миллиметры наших тел. Он обнимал меня всю, даже ноги притянул и прижал к груди. Я свернулась калачиком в кольце рук мужчины и затихла, проникаясь нашим единением. Понимала, что ничто на свете, никакие жаклинцы, законы и правила, никакой Дарелл или Темнар не помешают больше нашей паре. Разгоряченный, возбужденный командор неровно дышал в волосы, слегка терся щекой о щеку и молчал. Тело Мела так кричало о желании, что я поражалась — как он еще выдерживает. Наверное, это пытка, самая настоящая, без фигуральных выражений. Но командор ничего не предпринял. Ни на секунду не попытался преступить черту. Только прижимал, обнимал и часто дышал возле уха.
— Я никому тебя не отдам, — наконец выдавил он через силу. — Ни демонам, ни жаклинцам, никому. Ты моя, только моя и никакие силы тебя у меня не отнимут. Пока я жив, ни один мужчина тебя не коснется. Никогда, слышишь, Ладушка?
Я кивнула, ужасаясь, какой же он ревнивец и собственник. Впрочем, сейчас в Меле говорили еще и гормоны. Подростковые, бунтующие, они переполняли френа из-за особенного возраста. Он рассуждал как земные тинейджеры. Все или ничего, пан или пропал, никаких полутонов и промежуточных решений. Мое — и все, на века. Я понимала, что Мел изменится. Станет более спокойным, нормальным. Но любила его всяким. Дурным и ревнивым, злым и ласковым! Да, любила… Столько лет я не могла ни к кому применить это слово! Привязанность, симпатия, только не любовь владели мной бесконечно длинные последние десятилетья.
Боже! Как же много я потеряла! Как здорово снова ощущать этот забытый трепет! Близость до мурашек, до бабочек в животе и понимать, что ты не одна. Больше не одинока.
Не придется возвращаться в холодное жилище — мертвое, пустое и какое-то чужое. Запираться в четырех стенах, чтобы создавать там иллюзию жизни. Общаться по сети с теми, кто, возможно, смеется у своего монитора или параллельно разглядывает фривольные картинки. Сталкиваться на пляжах с миллиардами чужих одиночеств. Отстраненных, недоверчивых, но таких же ранимых и больных тоской. Встречать рассветы, зарываясь лицом в подушку и размышлять — есть ли смысл вставать и что-то делать? Какой вообще смысл в бесконечно долгой жизни эльвеи, если нет никого, с кем можно разделить крупицы радости и полное сердце слез?
Удачно втолкованную виртуальному ученику тему, столкновение со стайкой кальмаров, что реют в море ровным строем. Подростки с подростками, взрослые со взрослыми, мелюзга с мелюзгой. Благодарность от родителей нерадивого студента, которому удалось с твоей помощью сдать экзамены и перейти на следующий курс. Никто не узнает, что они называют твои объяснения почти гениальными… Никто, кроме очередного неведомого существа по ту сторону виртуального монитора, которому, возможно, нет до тебя никакого дела. Для которого ты не больше чем пара часов иной реальности, отдых от семьи и забот. Трехмерная картинка на аватарке, без звука голоса и запаха тела.
Сколько можно перебирать осколки прежней жизни, прятать их в шкатулки памяти, коробочки, полки шкафов и тумбочек?
Бандану с черепами, что осталась от сына. Какой же уважающий себя военный, спецагент заберет такую штуковину в новый дом? Один угол потрепан от времени, даже нитки торчат бахромой, на черепе ближе к центру зеленоватое пятно с длинными лучиками. Зеленка. Любимый антисептик Саши. Его ответ на любые раны. Разбил лоб на очередной тренировке секретных служб, пришел домой и первым делом мазнул. А потом забылся, нацепил бандану и пошел что-то чинить…
Несколько древних флешек, куда в дни наших ссор муж записывал для меня любимые фильмы, молчаливо извиняясь за свои выкрутасы. Разноцветные, потертые, давно не рабочие устройства моей молодости.
Мамины жемчужные бусики. Дешевые по нынешним меркам. Сегодня такие крохотные, неровные жемчужинки стоят почти как бижутерия, а технологии будущего могут вырастить жемчуг размером с кокос. На застежке из низкопробного золота след от булавки — мама поддевала, когда заедало.
Я понимала, что эти предметы, переезжая со мной из одного жилища в другое, ничего не меняют, не возвращают и не лечат. Близкие жили в сердце, глубоко в душе, в кладовых памяти. И никакие вещицы не заменяли тепла их любви, света их глаз, не исцеляли тоску.
Живой, горячий, заботливый мужчина обнимал меня, и горести отступали. Страх перед пленом и жаклинцами, что вознамерились стереть память нежданным гостям Рейрабы, испарился окончательно.
