«О, это то, что все смертные зовут поцелуем. Я видела, как юноши целовали своих девушек в оливковых рощах и на набережной, возле Тибра. Его губы касались моих. И язык его ласкал мой язык. О боги, как кружится голова! Как вкусно пахнет от этого мужчины. Как душиста его борода… А может, он искуситель Приап? Или хитроумный Фавн?»
– Я впервые увидел тебя на форуме, еще весной. Твои слуги несли тебя на роскошных носилках. И тонкий палантин упал с твоих русых волос. С тех пор нет мне покоя. Я не могу забыть твой прекрасный лик, о Люциния!
– Разве ты не женат?
– Не скрою, я женат. И у меня четверо детей. Я служу у Цезаря вот уже год. А до этого я был центурионом и командовал когортой в тысячу человек.
– Женат? Так зачем тебе я? – гордо вскинулась она. – Даже под страхом позора и казни ты готов преступить закон?
– Готов, возлюбленная моя.
– Разве не понимаешь ты, что сойдясь с тобой ближе, я навлеку и на себя погибель?
– Нет, любимая. Мы обманем всех. Я украду тебя отсюда, когда буду готов. К октябрю я снаряжу три корабля. Через устье Тибра мы отправимся к морю. Мы все подготовим так, что стража нас не догонит. Я увезу тебя в другие края. Я готов покинуть родину, службу Цезарю, жену, детей. Потерять все, лишь бы обрести тебя.
– Ты еще не получил моей любви, а уже строишь дерзкие планы.
– Ты же видишь, чувствуешь, что мы созданы друг для друга. С первого взгляда на тебя я это понял. Люциния, я не мальчик. У меня было множество рабынь и рабов, наложниц и любовников. У меня даже есть возлюбленный юноша. Его зовут Константинус. И одним богам известно, как я любил этого юношу.
– Любил? Что же сейчас?
– Ты сразила меня светом своих прекрасных глаз. Твои волосы, перевитые цветами, снятся мне ночами. Я чувствовал их аромат, еще не касаясь тебя. Я знал, что они пахнут лилиями и фиалками. Вот уже более месяца, как я не могу быть ни с Константинусом, ни с кем иным. Одна ты, Люциния, не выходишь из моего сердца.
– Ты еще смеешь обвинять меня…
– Нет, возлюбленная! Я лишь говорю о том, чего уже не изменить. Не бойся, я все улажу. Мы будем вместе.
Он снова поцеловал ее. Его поцелуи осыпали ее щеки, шею и лоб, захватывали мягкие губы. Ей стало так хорошо и волнительно, что на короткое время она чуть не потеряла сознание.
– Любимая, я приду тайком к тебе завтра. Клодия меня проведет прямо в твою комнату.
– Нет, не приходи. Это запрещено.
– Любимая, мы не простим друг друга, если не сбережем наше счастье. Понтифик занят делами Цезаря эти дни. Максима на Сицилии. У нас есть время. Я все подготовлю и увезу тебя. Твое прекрасное лицо, тело и твои чресла не должны состариться в угоду Весте. Боги нас простят. А потом простит и сама Веста. Она простит нас, когда увидит, что смертные умеют любить не хуже богов.
Весь следующий день она не сомкнула глаз. Она не стала выяснять с Клодией того, что произошло ночью. А сама Клодия опускала глаза и молчала. Вечером Люциния приняла ванну, одела свежую палу и заплела в косы бутоны красных маков. Она легла в свою девичью постель одетая. И косы с маками разметались по изогнутому бронзовому изголовью дубовой lectus cubicularis
[33] Но сон не шел к ней. Она прислушивалась к каждому звуку. Скрипнула входная дверь. Может, это Клодия? Но нет, это был ОН. Антемиол подошел к ней и упал на колени возле кровати. Она зажмурила крепко глаза, а когда открыла, то в свете луны, идущем из высокого окошка, она увидела то, как мужчина снял с себя претексту и положил ее рядом, на катедру
[34]. Его торс походил на обнаженные торсы лучших атлетов, а кожа светилась в темноте. Он чуточку дрожал от волнения. О боги, рукой он прикрывал свой фаллос. Люциния увидела его огромные размеры и вскрикнула от удивления.
– Желанная, позволь тебя раздеть? Я хочу полюбоваться твоим совершенным сложением.
Она молчала. Тогда он присел рядом и развязал пояс на ее пале. Ткань распахнулась, и он увидел ее наготу.
– Встань, возлюбленная.
Она подчинилась. Но смущенно прикрыла лобок и груди.
– О, как прекрасны твои линии. Твоей талии позавидовала бы сама Венера. А груди с сосцами похожи на спелые яблоки. Не стесняйся меня, убери руки… Повернись…
Она смущенно повернулась к нему задом.
– О, этот роскошный зад достоин лишь того, чтобы быть высеченным из каррарского мрамора. Когда мы будем в других краях, я найму дюжину искусных скульпторов. И все они изваяют твой образ, любимая. Чтобы он прославился в веках. И наши дети будут знать, что у них самая прекрасная в мире мать.
Он подходил к ней вплотную и обнимал ее. Их голые тела соприкасались друг с другом. И не было огня сильнее, чем огонь зарождающейся страсти. Его сильные ладони нежно сжимали ее груди, и губы ласкали соски. Она замирала, слушая его волнительные речи.
– Ты – сама Венера! И было бы преступлением отдать это нежное тело на вечную службу Весте. Да будет прославлена она в веках. Но! Только великий и хитроумный Понтифик знает, какую жертву он принес Весте в твоем лице. Это тело создано для плотской любви, а Понтифик и граждане Рима обрекли его на вечное томление. Разве это справедливо? Я увезу тебя далеко-далеко, и вместе мы будем проводить долгие ночи любви. Первым ты родишь мне сына…
– Но у тебя уже есть сыновья. Любишь ли ты их?
– Я люблю своих детей. И твои вопросы больно ранят мне сердце. Я обеспечил их будущее. И мать их не знает нужды. Они богаты. Возможно, они поймут меня, когда станут старше. Но даже, если ни один человек в этом, и подземном мире, не оправдает моего поступка, я все равно совершу его, ибо нет силы на земле, сильнее чем ЛЮБОВЬ.
Она с жадностью вдыхала аромат, идущий от его тела, и уже не стеснялась своей наготы. Он перенес ее на кровать и целовал долгими поцелуями.
– Очнись, любимая. Скоро рассвет, я должен на время покинуть тебя. Я буду приходить к тебе каждую ночь.
Он исполнил свое намерение и посетил ее и в следующую ночь. Их ласки были безумны, она сама обхватывала его руками в сильных и жарких объятиях. В ней словно проснулся неведомый зверь плотского голода, который дремал до встречи с Антемиолом. Если бы не их встреча, этот зверь бы никогда не вышел из своей глубокой берлоги. Она сама не осознавала то, каким образом раздвигаются ее длинные ноги. Его пальцы, словно дельфины, ныряли в глубины ее естества.
Никто ранее не касался ее девичества. Она и сама не знала о тайнах своего тела. Нежные пальцы Антемиола ласкали трепетные губы на холме Венеры. О, каким опытным любовником был этот центурион. В какой-то момент она вскрикнула. Ее пронзила такая сладостная молния, что Люциния поняла – сам Купидон вогнал в нее свою волшебную стрелу. И это был знак свыше. Он прав, они созданы друг для друга.
