Гамаш выжил. И Изабель не пришлось передавать его последние слова адресату.
– Я не убегу и сейчас, – сказал он. – Мы доведем дело до конца.
– Oui, – сказала она.
– Мы попадали в переделки и похуже, правда, Изабель?
Она улыбнулась:
– Попадали. По крайней мере, кадеты не вооружены и не стреляют в нас. Пока.
Гамаш хрипловато хохотнул:
– Я попросил шефа полиции забрать все боеприпасы из оружейной комнаты. Оружие остается, но стрелять будет нечем.
Ее улыбка померкла.
– Я шутила. Неужели вы и вправду ожидаете бунта в таком масштабе?
– Я не ожидал убийства, – ответил Гамаш. Еще никогда он не был так серьезен. – Кадеты должны быть в безопасности. Единственное, что опаснее убийцы, – это убийца, загнанный в угол. В данном случае он загнан в угол внутри академии. И нужно сделать так, чтобы в его распоряжении не могло оказаться оружия.
– Или армии, – сказала Лакост, вспоминая реакцию аудитории. – Серж Ледюк имел немало сторонников.
– Верно. Но ты видела хоть каплю скорби?
Этот вопрос застал Лакост врасплох, и после краткого размышления она отрицательно покачала головой:
– Нет.
– Нет, – подтвердил Гамаш. – Проблема с пузырьками с державных уст.
– С державных уст?
– Их всех ждет эта же судьбина, – сказал Гамаш. – Если бы Жан Ги был здесь, он бы оценил эти слова по достоинству.
– Еще одно стихотворение? – спросила Лакост, не сомневаясь, что так оно и есть.
– Мм, Джонатан Свифт
[39].
Он протянул ей папку, которую извлек из ящика стола.
– Что это?
– Пистолет, который я держал приставленным к виску Сержа Ледюка, – ответил Гамаш. – Прочти и скажи мне, что ты думаешь.
Лакост взяла папку и поднялась:
– Merci. Прочитаю. Есть какой-нибудь свободный кабинет?
– Зал заседаний напротив.
– Отлично.
Хотя она и встала, Гамаш остался сидеть. Поняв намек, Лакост опустилась на прежнее место:
– Что-то еще?
– Кое-что политического свойства, но найти убийцу это, к сожалению, не поможет, – сказал Гамаш. – Некоторые соображения по руководству отделом. В особенности таким известным, как отдел по расследованию убийств.
– Да?
– Должно быть видно, что правосудие совершено.
– Согласна.
Старая мудрость, даже затертое клише, а Гамаш не имел склонности фонтанировать банальностями. И если говорил что-то подобное, то в качестве преамбулы.
– «Правосудие должно быть не только совершено, – процитировала Лакост, – но и должно быть видно, что оно совершено». Вы это к чему? Мне следует созвать пресс-конференцию?
– Что ж, это неплохая мысль, однако я имел в виду кое-что более конкретное. Это Полицейская академия Квебека. Все преподаватели – бывшие полицейские, или полицейские в отпуске, как инспектор Бовуар, или люди, работающие в полиции по контракту. Я – бывший глава отдела по расследованию убийств. Твой бывший босс.
И тут старший инспектор поняла.
– Получается, что Квебекская полиция расследует Квебекскую полицию.
– В деле об убийстве.
Она кивнула, обдумывая это:
– Вы считаете, что я должна обратиться к старшему суперинтенданту Брюнель и попросить, чтобы она привлекла стороннее полицейское агентство для проведения расследования?
– Non, – покачал головой Гамаш. – Не для проведения расследования. Против этого ты должна возражать. Просто скажи, чтобы прислали стороннего следователя. Кого-то, кто смог бы подтвердить справедливость твоих выводов.
Лакост задумалась, и ее размышления были не из приятных.
– Вы когда-нибудь делали это?
– Дважды. Радости мало. Но таковы требования. И лучше, чтобы инициатива исходила от тебя, а не была навязана сверху. Подозреваю, что старший суперинтендант Брюнель сейчас подумывает о чем-то подобном.
Лакост вытащила телефон и нашла номер главы Квебекской полиции.
– Мне попросить прислать кого-то конкретного?
– Нет, – ответил Гамаш, вставая. – Это бы вызвало недоумение. Ты должна принять то, что она решит. А сейчас я тебя покину.
Он вышел в приемную в тот момент, когда там появился Жан Ги.
– Они отправились в Три Сосны, patron.
– Хорошо. Merci.
Теперь, вблизи, Бовуар увидел, как переживает Гамаш.
– У меня есть кое-что, – сказал Жан Ги. – Одна из карт пропала.
– Чья?
– Готки.
– Амелии?
Бовуар поднял брови, пораженный такой фамильярностью:
– Да, кадета Шоке.
– И как она это объяснила?
– Она казалась удивленной. Отрицала какие-то особые отношения с Ледюком, кроме обязанности приносить кофе по утрам и приходить на нерегулярные собрания с другими в его квартире.
– Значит, это правда, – сказал Гамаш. – Она была одной из них.
Гамаш глубоко вздохнул и выдохнул, открыл дверь и выглянул в коридор, который недавно кишел кадетами, а теперь был пуст.
Он пробормотал тихо, почти неслышно:
– Что же я наделал?
Глава пятнадцатая
– Вы нас похитили.
– Ну, это немного преувеличено, вам не кажется? – произнес Арман Гамаш позднее в тот же день, обращаясь к четырем кадетам, сидящим в бистро. – Вряд ли условия содержания похожи на тюремные.
– Вы знаете, что я имею в виду, – отрезал Жак.
– О да, кадет Лорен, я вас услышал.
Амелии было любопытно, слышит ли Жак, что ему на самом деле говорит коммандер. Но парень был слишком сосредоточен на собственных мыслях, чтобы воспринимать чужие.
– Почему мы здесь? – спросила Хуэйфэнь Клутье.
Ее голос звучал более вежливо, хотя раздражение тоже ощущалось.
День перевалил на вторую половину, и бистро понемногу заполнялось, но их столик по просьбе Гамаша стоял в отдалении – Оливье поставил его в углу, втиснул между стеной и окном. Когда коммандер Гамаш вошел, они встали, но он жестом велел им сесть и подтащил себе стул от другого столика.
Амелия в этой, уже немного знакомой обстановке чувствовала себя как дома. Здесь не пахло мочой и куревом, как в ее меблированных комнатах. Звук не отдавался эхом от стен, как в академии. Здесь пахло кофе и дымком из каминов, в которых потрескивали поленья, а помещение наполнял гул голосов, приправленный смехом. Это были не те громкие, зачастую оглушительные взрывы хохота, от которых дрожали стены академии, а приглушенный рокот с оттенком доброго юмора.
