402
«Золотая эпохам)
тором в промышленности. «Социализм» в этом смысле после Второй мировой войны вдохновил ряд только что обретших независимость колониальных стран, правительства которых, однако, отвергли коммунистическую политическую систему (см. главу 12). Поскольку страны, вошедшие
в советский блок, также были отсталыми и аграрными, за исключением Чехословакии, будущей Германской Демократической Республики и (правда, в меньшей степени) Венгрии, советский экономический рецепт, казалось, им тоже подходил, и новые правители этих государств устремились к выполнению задачи экономического строительства с подлинным энтузиазмом. К тому же на первых порах эта модель казалась эффективной. Между Первой и Второй мировыми войнами, особенно в 1930-е годы, уровень роста советской экономики опережал все остальные страны, за исключением Японии, а в первые пятнадцать лет после Второй мировой войны экономики стран социалистического лагеря развивались настолько быстрее экономик западных стран, что советские лидеры, в частности Никита Хрущев, искренне верили, что при таком экономическом росте социализм в недалеком будущем перегонит по уровню производства капиталистические страны, причем такого же мнения придерживался и британский премьер-министр Гарольд Макмиллан. Почти ни один экономический обозреватель в 195<>е годы не сомневался, что так и будет.
Как ни странно, никаких рассуждений ни по поводу «планирования», являющегося основным условием социализма, ни по поводу быстрой индустриализации с приоритетом тяжелых отраслей промышленности нельзя было найти в работах Маркса и Энгельса, хотя обобществленная экономика предполагает планирование. Но социалисты, марксисты и им подобные до 1917 года были слишком заняты борьбой с капитализмом, чтобы размышлять о природе экономики, которая придет на смену капиталистической, а после Октябрьской революции Ленин, по его собственным словам, погружая одну ногу в глубокие воды социализма, ке делал попыток нырнуть в неизвестное. Только вызванный гражданской войной кризис ускорил события. В середине 1918 года он привел к национализации всех отраслей промышленности и к военному коммунизму, с помощью которого приведенное в боевую готовность государство большевиков начало сражение не на жизнь, а на смерть против контрреволюции и иностранной интервенции и пыталось создать для этого ресурсы. Все военные экономики, даже в капиталистических странах, включают планирование и государственный контроль. Кстати, ленинское планирование вдохновлялось немецкой военной экономикой 1914—1918 годов (которая, как мы видели, была не лучшей моделью для своего времени). Коммунистическая военная экономики по своей природе имела принципиальную тенденцию к замене частной собственности и управления на общественные и к упразднению рынка и механизмов ценообразования, в частности, потому, что они были бесполезны в годы войны. Конечно, среди коммунистов су-Реалъный социализм
шествовали идеалисты вроде Николая Бухарина, видевшие в гражданской войне возможность заложить основы коммунистической утопии и рассматривавшие суровую кризисную экономику с постоянной нехваткой жизненно необходимого и «натуральным», а не кредитно-денежным распределением основных товаров (хлеба, одежды, билетов на трамвай) как спартанское предвосхищение этого социального идеала. Но когда советский режим вышел победителем из сражений 1918 — 1920 годов, стало очевидно, что военный коммунизм, как бы он ни был необходим в свое время, не может продолжаться, отчасти потому, что крестьяне восставали против насильственной экспроприации зерна, являвшегося основой их существования, а рабочие против тяжелой жизни, отчасти потому, что военный коммунизм не обеспечивал эффективных мер по восстановлению экономики, которая, по существу, лежала в руинах: производство железа и стали упало с 4,2 миллиона тонн в 1913 году до 200 тысяч в 1920-м.
В 1921 году Ленин с присущим ему реализмом ввел новую экономическую политику (НЭП) , которая фактически восстановила рынок и, по его собственным словам, стала отступлением от военного коммунизма к «государственному капитализму». Но поскольку это произошло в то время, когда уже пришедшее в упадок производство в России снизилось до ю% довоенного объема (см. главу 2), главной задачей для советского правительства стала широкомасштабная индустриализация с помощью государственного планирования. И после того как НЭП покончил с военным коммунизмом, государственный контроль и принуждение оставались единственной известной моделью экономики, основанной на обобществленной собственности и управлении. Первый планирующий орган — Государственная комиссия по электрификации России (ГОЭЛРО), созданная в 1920 году, — был направлен на техническую модернизацию, однако ГОСПЛАН, учрежденный в 1921 году, имел более широкие задачи. Под этим названием он просуществовал до развала СССР. Он стал предшественником и прообразом всех государственных учреждений, созданных для планирования и управления макроэкономикой в двадцатом веке.
Новая экономическая политика стала в России объектом ожесточенных споров в 192о-е годы и
вновь в начале правления Горбачева в igSo-e годы, но уже по противоположным причинам. В 192о-е годы ее бесспорно считали поражением коммунизма или, по крайней мере, отходом колонн, марширующих к социализму, с главной дороги, на которую, рано или поздно, эти колонны должны вернуться. Радикалы, в частности последователи Троцкого, хотели как можно быстрее покончить с НЭПом и начать массовый переход к индустриализации. Эту политику в конечном итоге и стал осуществлять Сталин. Умеренные политики во главе с Бухариным, считавшим необходимым отказаться от ультрарадикализма военного коммунизма, стояли за политические и экономические ограничения правительства, руководившего страной с
404
'Золотая эпоха»
еще более явн^хм, чем до революции, преобладанием крестьянского хозяйства. Они нредночитали ностененн^1е преобразования. Ленин не мог ясно выразить свои взгляды на эту проблему носле удара, неренесенного им в 1922 году (он дожил только до начала 1924 года), но, судя но всему, тоже нредночитал ностененн^хе преобразования. С другой сторон^!, в полемике 198о-х годов нашли отражение поиски исторической альтернативы сталинизму, пришедшему на смеиу НЭПу,—иного нути к социализму, отличного от того, который наметили правые и левые большевики в 1920-6 годы. В ретроспективе Бухарин виделся чем-то вроде предтечи Горбачева.
Теперь эта полемика уже не актуальна. Оглядываясь назад, мы видим, что первоначальное оправдание решения об установлении власти большевиков в России утратило смысл, когда «пролетарская революция» не смогла победить в Германии. Еще хуже б^1ло то, что Россия вышла из гражданской войны совершенно разоренной и гораздо более отсталой, чем до революции. Правда, она избавилась от царя, дворянства и буржуазии. Два миллиона русских оказались в эмиграции, лишив советское государство значительной части квалифицированн^хх кадров. Б^1ло остановлено промышленное развитие, происходившее в царскую эпоху. Большинство промышленн^хх рабочих, составлявших социальную и политическую базу большевистской партии, исчезли в вихре гражданской войнах или превратились в правительственн^хх и партийн^хх чиновников. Осталась только Россия, еще глубже увязшая в прошлом, крестьянская масса, застывшая в неподвижности в восстановленн^хх деревенских общинах, которым революция (вопреки постулатам раннего марксизма) дала землю или, скорее, распределение земли между которыми в 1917—19т8 годах она принята как необходимую цеиу своей победы и в^1живания. Во многих отношениях НЭП явился коротким «золотым веком» крестьянской России, над которой как бы парила партия большевиков, поскольку она никого уже не представляла. Как предвидел со своей об^хчной прозорливостью Ленин, этой партии и впредь предстояло оставаться у власти. Альтернативы не существовало. Но при этом страной фактически управляла прослойка крупн^1х и мелких бюрократов, в среднем гораздо менее образованн^хх и компетентн^хх, чем раньше. Какой же выбор имел этот режим, изолированн^хй от остального мира, бойкотировавшийся иностранн^1ми правительствами и капиталистами и уверенно экспроприировавший российское имущество и капиталовложения? После 192о года НЭПу, безусловно, блестяще удалось поднять из руин советскую экономику. К 1926 году советское промышленное производство отчасти достигло своего довоенного уровня, хотя это значило не так уж много. СССР оставался все той же почти исключительно аграрной страной, что и в 1913 году (крестьяне по-прежнему составляли 82 % населения) (Bergson/Le-vine, 1983, р. юо; Nove, 1969), и лишь 7,5% населения б^1ло занято вне сельско-Реальный социализм»
