Реальная власть в районе оставалась в руках Махно и его штаба, который занимался даже культурно-просветительской работой. Но II съезд избрал Военно-революционный совет (ВРС), которому был подконтролен штаб Махно.
ВРС создавался для обеспечения как военных, так и гражданских задач. По воспоминаниям Чубенко «первым делом Реввоенсовет должен уладить вопрос относительно мобилизации, так как такие сёла, как Гуляйполе или Михайловка добровольно пошли на фронт, а остальные сидели дома и ждали, что им кто-нибудь сделает, то есть завоюет свободу. Реввоенсовет стали выбирать объединённо, так как он являлся необходимым и для армии, и для крестьян (ибо) всякие распоряжения Реввоенсовета должны (были) выполнять крестьяне и красноармейцы, за исключением оперативных заданий»
[232].
В первый состав ВРС вошли 10 представителей военных и трое — крестьян. Но, учитывая тесную связь повстанцев с крестьянством, это было не столь принципиально. Партийный состав ВРС был лево-социалистическим — 7 анархистов, 3 левых эсера, 2 большевика и один сочувствующий им
[233]. Первым председателем ВРС стал учитель Чернокнижный, а его заместителем (позднее — председателем ВРС) — Коган. Махно удостоился поста почётного председателя
[234].
Возникшая в махновском районе социально-политическая система позволила поддерживать весьма значительную по тем временам социально-культурную инфраструктуру. Командующий Украинским фронтом В. Антонов-Овсеенко, посетивший район в мае 1919 г., докладывал: «налаживаются детские коммуны, школы, — Гуляйполе — один из самых культурных центров Новороссии — здесь три средних учебных заведения и т.д. Усилиями Махно открыто десять госпиталей для раненых, организована мастерская, чинящая орудия и выделываются замки к орудиям»
[235]. Детей учили грамоте, занимались военной подготовкой, преимущественно в форме военных игр (подчас весьма жестоких)
[236]. Но основная просветительская работа проводилась не с детьми, а со взрослыми. Культпросвет ВРС, занимавшийся просвещением и агитацией населения, был укомплектован прибывшими в район анархистами и левыми эсерами
[237]. Сохранялась свобода агитации и для других левых партий, но анархисты идеологически доминировали в районе.
Какую роль в движении играли анархисты? Нынешнее стремление реабилитировать Махно иногда приводит к недоразумениям. Так, в достаточно точной с военной точки зрения книге «Комбриг батько Махно» В. Верстюк пишет: «Не последнюю роль играло и то обстоятельство, что в это время Н. Махно выступал приверженцем советской власти. В брошюре, посвящённой развенчанию махновщины и анархизма, бывший махновец и анархист Исаак Тепер (Гордеев) дал достаточно точную и объективную характеристику политических взглядов Махно в этот период: «К Гуляйпольской группе анархистов Махно относился весьма неприязненно за их заумное отношение к большевикам… Ещё в феврале месяце 1919 г. во время встречи представителя секретариата Якова Алого (Суховольского) с Махно выяснялось, что последний весьма и весьма индифферентно относится к общим заданиям набатовской организации и к позиции, которую они занимали в отношении советской власти. Махно тогда говорил: «Сначала я революционер, а потом анархист», а иногда он утверждал, что совсем перестал быть анархистом и что все свои действия направляет на укрепление Советской власти и ликвидацию контрреволюции»»
[238]. Неискушённость автора в вопросах анархистской идеологии привела здесь к некритическому восприятию сочинения Тепера, автора чрезвычайно недобросовестного и тенденциозного, выполнявшего социальный заказ своего нового руководства в 1924 г. О качестве оценок Тепера Верстюк мог бы судить по его описанию военной катастрофы июня 1919 г., которое имеет мало общего с документированными фактами
[239]. Достоверны лишь личные конкретные наблюдения Тепера по поводу взаимоотношений анархистов-набатовцев и Махно. Но и здесь необходимы пояснения к двусмысленным замечаниям Тепера. Во-первых, поддержка советской власти вовсе не значит отказа от анархизма. Как мы видели выше, анархисты, в том числе Махно, считали советы формой низовой самоорганизации масс и ячейкой нового общества. Эту приверженность советам Махно пронёс через всю свою жизнь и никогда от неё не отказывался. Отношение же к центральной советской власти, то есть к правительству большевиков, всегда, даже в лучшие периоды их отношений, было окрашено недоверием, о чём говорят документы махновских съездов советов.
Во-вторых, выдвижение на первый план общереволюционных задач ещё не означает отказа от анархизма как социально-политической концепции. Махно считал, что пока массы не осознают необходимости борьбы с государственностью, анархическое движение всё равно обязано быть с ними: «…когда массы начинают проявлять к нему доверие, оно не должно увлекаться этим доверием и не должно отрываться от различных изгибов первоначально развивающихся событий, хотя бы и не анархических, но революционных, в которых масса развивала свой начальный порыв. Но надо и не пропустить момента, когда с этими изгибами нужно и самим разойтись, и отвести от них трудящиеся массы»
[240].
В-третьих, скептическое отношение Махно к анархической группе «Набат» слабо связано с его отношением к анархизму. «Набат», объединивший часть городских анархистов Украины в 1918 г., представлял собой лишь одну из анархистских группировок. Её претензии на руководство махновским движением были безосновательными, что и давал понять набатовцам Махно.
Многие командиры махновской армии состояли в Союзе анархистов. Такие видные деятели движения как Василевский, Веретельников, Марченко, Гавриленко, Куриленко, Белаш, Вдовиченко и другие были анархистами. Необходимо отличать влияние анархистов на развитие движения от роли пришлых городских анархистов, скептическое отношение к которым сформировалось у махновцев ещё в 1918 г. Впрочем, и здесь встречаются немаловажные исключения. Наиболее очевидный пример — товарищ Махно по каторге П. Аршинов (Марин). По свидетельству того же Тепера, «Марин вообще был единственным анархистом (имеются в виду пришлые анархисты — А.Ш.), которого Махно искренне уважал и советы которого он беспрекословно принимал… Этому единственному человеку, как я уже выше указал, Махно вообще подчинялся в полном смысле этого слова»
[241]. Таким образом, даже данные, приведённые Тепером, не дают основания говорить об отходе Махно от анархизма.