В начале ноября махновцы вели бои в районе Екатеринослава, Александровска, Большого Токмака, Полог, Орехова, Гуляйполя и Бердянска
[485]. Хотя на сплошной фронт сил не было ни у одной из сторон, чтобы удерживать такой большой район в сердцевине деникинской территории, махновцам необходимы были значительные силы.
После возвращения в родной район армия махновцев начинает быстро расти за счёт добровольной мобилизации. Махновская армия пополнялась и за счёт отрядов, переходивших под анархистские знамёна из-под жёлто-блакитных — из бывших петлюровцев была сформирована «Вольно-Казачья Повстанческая группа Екатеринославщины» под командованием Гладченко. Обсуждался также вопрос о союзе с махновцами петлюровских отрядов, не сменивших идеологическую ориентацию, но здесь Махно был непреклонен. Белаш вспоминал: «…УНР — наш классовый враг. Ни одной винтовки я не позволю выпустить из армии для этого империалистического вассала», — кричал Махно на эсеров»
[486]. Под общим командованием Махно действовали самостоятельные отряды Шубы и Мятежа.
По данным начштаба Белаша махновская армия в это время достигает численности от 40 до 110 тысяч человек
[487] (последняя цифра — явное преувеличение). Она была разделена на 4 корпуса — Донской (командир Калашников), Азовский (Вдовиченко), Екатеринославский (Гавриленко), Крымский (Павловский). Четверть сил махновцев составляла кавалерия. Грозным оружием была тысяча пулемётных тачанок.
Штаб армии в это время превратился в разветвлённую структуру с оперативной и административной частью и многочисленными отделами-инспекторатами. Инспектором кавалерии был Долженко, артиллерии — Морозов, артиллерийского снабжения — Данилов, продовольственного снабжения — Серёгин, подрывного дела — Чубенко, связи — матрос с «Потёмкина» Дерменджи.
Многотысячную армию нужно было снабжать. Отдел снабжения штаба располагал полевыми структурами в армии и окружным заготовительным аппаратом. За ноябрь (на зависть большевикам) удалось заготовить 3,5 миллионов пудов зерна и муки, что позволило установить в войсках хорошее продовольственное довольствие. Заготовки осуществлялись за счёт пожертвований, постоев, реквизиций у зажиточных слоёв (как и у большевиков — в союзе с бедняками), закупок и трофеев
[488]. С грабежами Махно по-прежнему жестоко боролся. Молодой в то время коммунист Е. Орлов вспоминал: «Нет, грабежей не было. Был приказ: за грабежи — расстрел. Я как-то раз шёл из дома и неподалёку от штаба Махно смотрю: два трупа лежат, народ толпится. Что такое? Да вот, — говорят — сам Махно расстрелял за грабежи…»
[489].
Главной опорой махновцев в освобождённом ими районе по-прежнему оставалась среднее крестьянство, объединённое самоуправляемыми советами. Вообще влиянием в деревнях левобережья кроме махновцев пользовались только эсеры. Об этом сообщала подпольная коммунистическая группа Яши-Домье-Бакова, добавляя: «к «большевикам» относятся сочувственно, к коммунистам — отрицательно»
[490]. Крестьяне хорошо помнили различие в политике партии Ленина в 1917 — начале 1918 г. и в 1919 г. «Махно развивает усиленную агитацию, — продолжали подпольщики, — противопоставить ей свою агитацию не можем в виду отсутствия агитационных сил»
[491].
Сельские сходы принимали резолюции в поддержку махновцев: «Только батько Махно и его армия могут установить настоящую справедливую жизнь и уничтожить всех врагов крестьян; поэтому все честные селяне должны идти в армию Махно, посылать сыновей, оказывать помощь продовольствием, лошадьми и всем, что потребно храбрым повстанцам»
[492]. Эта резолюция напоминает нам и о механизме «добровольной мобилизации», который вновь ложится в основу комплектования махновской армии. Собрание граждан Никольской волости постановило, например, 2 ноября 1919 г.: «Собрание, обсудив разыгравшиеся на Украине события повстанческого движения против угнетателей — добровольческой деникинской армии, которая проводит террор, убийства, грабежи, насилия над жителями и поджоги их домов и даже целых сёл, и желая прийти на помощь повстанческому движению для изгнания насильников из Украины и добытая народу земли и воли и полного порядка (Как не вспомнить известный лозунг о том, что анархия — мать порядка — А.Ш.) — постановило: объявить добровольную мобилизацию немедленно по Никопольской волости мужскому населению в возрасте от 18 до 25 лет, которым немедленно выступить на фронт повстанцев, а от 25 до 45 лет оставить дома и поручить им самоохрану в сёлах. В связи с этим организовать комиссию для оказания всякой помощи неимущим мобилизованным ушедшим на фронт… Командировать в Екатеринослав 3-х человек для получения указания и командировки человека из штаба повстанческой армии для формирования полка на месте. Просить также штаб о выдаче и оружия для самоохраны»
[493]. Этот фрагмент подробно раскрывает механизм мобилизации и самообороны в махновском районе.
Позднее съезд организаций трудящихся и повстанцев в Александровске принял резолюцию о добровольной мобилизации: «Съезд, отрицая в принципе регулярную армию, построенную на началах принудительной мобилизации…, в виду тяжёлого положения на фронте…, постановляет… провести на территории, освобождённой повстанческой армией (махновцев), добровольную уравнительную мобилизацию за 30 лет, то есть от 19–48 лет… Формирование производится по территориальному признаку (по сёлам, волостям, уездам) с выборным командным составом, хозяйственно-судебными органами при частях, начиная от полков»
[494]. Для проведения мобилизации была создана агитационная комиссия.
Белаш вспоминал о том, как проходила мобилизация: «аппарат отдела формирования собирает общество на «деловой» митинг, где рисует военную и политическую обстановку, призывая дать своё согласие на мобилизацию известных классов населения. Обыкновенно, население давало своё согласие и заносило его в протокол…»
[495]
Интересно, что «добровольная мобилизация» была осуждена многими городскими анархистами, увидевшими в ней покушение на свободу. Орган Петроградской федерации анархо-синдикалистов «Вольный труд» писал: «Из двух одно: или она была добровольная, и тогда не при чём принудительный набор, или она была принудительной, и тогда незачем было прикрываться флагом добровольности»
[496]. Сами махновцы решали это противоречие с помощью морального давления общины: раз мир добровольно решил мобилизовываться — будь добр, иди воевать вместе с соседями. Смысл «добровольной мобилизации» заключался не в праве индивидуального выбора — служить или нет (принцип профессиональной армии), а в согласии населения и в самоорганизации вооружённых сил. Бойцы избирали своих командиров. Командный состав от комполка и выше назначался по представлению подчинённых на собраниях комсостава корпуса или армии
[497]. Выборность комсостава давала бойцам стимул проявлять инициативу (можно быстро выбиться в командиры), а начальникам — заботиться о бойцах.
