15 сентября 1938 г. Чемберлен прибыл в Мюнхен.
Гитлер потребовал у него: «Три миллиона немцев, проживающих в Чехословакии, должны вернуться в лоно Рейха». У. Ширер комментирует это заявление: «И в беседе с Гитлером, и во время выступления в палате общин Чемберлен проявил поверхностное знание немецкой истории. В обоих случаях он согласился с трактовкой слова „вернуться“ в его прямом значении, хотя судетские немцы проживали на территории Австро-Венгрии, но никогда не входили в состав Германии»
[479]. Но все значительно сложнее. Ширер забыл, что история Германии началась не в 1867 г., когда образовалась Австро-Венгрия. Судеты вместе со всей Чехией входили еще в состав Священной Римской империи Германской нации, Первого Рейха.
Чемберлен подтвердил Гитлеру, что поддерживает право наций на самоопределение. Судетские немцы должны определить свою судьбу на референдуме.
Но теперь ему необходимо проконсультироваться с французами. Чемберлен улетал из Германии, взяв с Гитлера слово, что до следующей их встречи Германия не предпримет силовых действий.
Гитлер сумел обаять премьер-министра Великобритании: «у меня сложилось впечатление, что это — человек, на слово которого можно положиться»
[480].
18 сентября премьер-министры Великобритании и Франции договорились об их совместных требованиях к Чехословакии. Все территории, где немецкое население составляло более половины, должны немедленно перейти к Германии «для поддержания мира и охраны жизненных интересов Чехословакии». Поскольку жизненные интересы явно страдали от изъятия военных заводов и оборонительных рубежей, Великобритания и Франция давали гарантии новых границ Чехословакии. Эти гарантии заменяют франко-чехословацкий и советско-чехословацкий договоры. Таким образом, СССР выдавливался из Европы.
О референдуме, на котором жители спорных областей должны были высказаться, в какой стране они хотели бы жить, не упоминалось. Демократическое самоопределение подменялось голым национальным принципом.
У. Черчилль писал о лидерах Великобритании и Франции: «В одном они были все согласны — с чехами не нужно консультироваться. Их нужно поставить перед совершившимся фактом решения их опекунов. С младенцами из сказки, брошенными в лесу, обошлись не хуже»
[481].
19 сентября ультиматум был вручен чехословацкому правительству. И отвергнут. Бенеш был готов пойти на арбитраж, третейский суд Лиги наций, который был предусмотрен германо-чехословацким договором 1925 г. Послы дружественных держав продолжали давить на Бенеша, угрожая тем, что Чехословакия может оказаться с Гитлером один на один.
Когда Бенеш восклицал на очередные условия послов Франции и Великобритании: «Это ультиматум!», ему отвечали, как маленькому капризному ребенку: «Это только советы». Бенеш напоминал о франко-чехословацком договоре. Французы утверждали, что если ЧСР будет неуступчива, договор не будет иметь значения. 21 сентября Бенеш согласился на требования Чемберлена и Даладье. Четвертьмиллионный митинг протеста пражан был ему ответом. Тогда Бенеш объявил мобилизацию.
Тем временем, напомнил о себе другой партнер Чехословакии. 21 сентября Литвинов заявил, что СССР готов оказать военную помощь ЧСР. Но Польша и Румыния не давали прохода Красной армии. Более того, Польша и Венгрия выдвинули свои территориальные претензии к Чехословакии. Подключив к чехословацкой проблеме Венгрию и Польшу, Гитлер создал новый восточный блок. Совместная дележка сплачивала сильнее, чем выдвигавшиеся Барту соображения безопасности. Идея безопасности теперь была не в чести у поляков.
22 сентября Гитлер и Чемберлен встретились в Годесберге на Рейне.
Услышав условия Чемберлена, Гитлер был потрясен масштабностью уступок, но решил не подавать вида и давить дальше. Теперь Гитлер требовал ещё больших территорий и кратчайших сроков. Гитлер запланировал военный удар по Чехословакии на 1 октября, и не хотел менять сроки. Чемберлен в свою очередь был крайне раздражен. Он понимал, что если соглашение сорвется, его политическая карьера может окончиться крахом. Ведь он и так слишком далеко зашел, убеждая политическую элиту Великобритании, что с Гитлером можно договориться. А договориться не удавалось.
Вернувшись в гостиницу, он предложил по телефону коллегам не препятствовать чехословацкой мобилизации. Известие о начале мобилизации привело к скандалу на следующей встрече Гитлера с Чемберленом. Риббентроп вспоминал, что Гитлер «хотел прервать переговоры с Чемберленом, когда поступило известие о мобилизации чехов. Его лицо покраснело, как обычно при гневе, и он вскочил со своего места. Поднялся и Чемберлен. Я вмешался и этим спас положение. Адольф Гитлер (позже) поблагодарил меня. В период войны он однажды сказал мне откровенно: „Знаете, Риббентроп, иногда я просто не могу контролировать себя…“»
[482] Встреча Гитлера и Чемберлена все-таки шла к провалу. И тогда Гитлер «пошел на уступки». Он передвинул срок эвакуации чехов на 1 октября, ограничив ее пока чехословацкими войсками. Население — потом. На прощание он доверительно заверил Чемберлена, что «чешская проблема — это последние территориальные притязания в Европе»
[483].
Чтобы не считать переговоры полностью провалившимися, Чемберлен предложил Гитлеру изложить свои условия, и согласился выступить в роли почтальона, передав их чехословакам.
Гитлер представил Чемберлену карту, на которой к Германии должны были отойти все территории, где компактно жили судетские немцы, даже если они были в меньшинстве. Причем чешское население должно было за два дня 26–28 сентября очистить их, оставив имущество. Это было начало грандиозных переселений народов 40-х гг. Теперь перемещение границ стало сопровождаться грабежом на государственном уровне.
23 сентября министр иностранных дел Великобритании Галифакс вызвал чехословацкого посла Масарика и вручил ему немецкое послание, привезенное «почтальоном» Чемберленом. При этом Галифакс принялся убеждать Масарика, что требования надо принять. Масарик горячо возражал. «Когда он получит Судетскую область, он навсегда оставит Европу в покое, — возразил министр.
Посол перебил его:
— Я удивлен, это преступная наивность! — воскликнул он.
— Но в этом вопросе Чемберлен лишь почтальон.
— Надо ли тогда считать, что английский премьер является почтальоном убийцы и преступника?
— К сожалению, это так»
[484].
Ответ Чехословакии на годесбергский ультиматум был как нельзя более гордым: «Нация святого Вацлава, Яна Гуса и Томаша Масарика не будет нацией рабов»
[485]. Эта гордая формула сохраняла силу пять дней. К 24 сентября не только чехи, но также и французы отвергли требования Гитлера. Да и британский кабинет раскололся при обсуждении этого вопроса.
