«Нет, заявил я, мы работаем на трех образцах одновременно. Уже закончено воссоздание генетических последовательностей геммаглютининов, и они оказались идентичными во всех трех случаях. Это прозвучало как взрыв бомбы. Никто ведь ни о чем этом не знал. Сообщество гриппологов считало, что я все выложил в журнале «Сайенс» и больше у меня ничего нет. Сообщение о том, что я сумел восстановить последовательность генов геммаглютинина на базе трех различных образцов, буквально повергло всех в ступор. В зале на какое-то время воцарилась многозначительная тишина. Я только добавил потом, что все три образца, с которыми я работал, были взяты у людей, погибших во время осенней стадии пандемии. Это было важно. И я хотел, чтобы они узнали об этом, поскольку подобная информация действительно имела большое значение», – рассказывает Таубенбергер. Однако после кратковременного изумленного молчания группа во главе с Кирсти Данкен как ни в чем не бывало продолжила обсуждение своих планов, замечает Таубенбергер, «словно я не сказал вообще ничего. Они предпочли сделать вид, будто меня вообще не существует».
«Это была самая странная конференция из всех, в которых мне доводилось принимать участие, – продолжает Таубенбергер. – Затем они потребовали, чтобы я передал им данные о генетической последовательности геммаглютинина – она пригодилась бы им для выработки вакцины, с помощью которой они могли бы иммунизировать участников своей экспедиции на случай столкновения с живым вирусом в ходе вскрытия могил».
Кто-то высказал идею, что им нужно построить на заказ специальный тент для установки над могилами, который бы отвечал требованиям биологической безопасности четвертой степени – то есть создания условий для самого высокого уровня безопасности, который только возможен при работе с такими смертоносными микроорганизмами, как вирус Эболы или возбудитель лихорадки Ласса.
Один из участников конференции знал о подобных установках все. Это был Питер Джарлинг, чей исследовательский центр представлял собой одну из немногих лабораторий в мире, соответствовавших именно такому, высочайшему из существующих, стандарту безопасности. Джарлинг признавал, что был несколько удивлен, когда Роберт Уэбстер из группы Данкен сообщил ему о планируемом проекте на Шпицбергене, хотя «это очень напоминало то, что предпринимали русские, которые эксгумировали из вечной мерзлоты трупы в поисках уцелевших вирусов оспы». Они начали свои работы еще в середине 1990-х годов. «А потому, когда я услышал о чем-то подобном применительно к гриппу, мне это уже не показалось таким уж странным». Хотя вирус инфлюэнцы значительно менее стабилен, чем вирус оспы, «я посчитал, что перспектива обнаружить его все же гораздо выше нуля», – рассказывает Джарлинг.
Но когда Джарлинг услышал разговоры о том, что группа собирается установить над шахтерскими могилами нечто вроде палатки с высоким уровнем биологической защиты, он не поверил своим ушам. Обустройство сооружений, обозначаемых как БС4, что соответствует стандарту биологической безопасности четвертого уровня, – это сложнейшая и очень дорогостоящая работа. «Мне пришлось рассказать им об инженерных и эксплуатационных аспектах БС4, – вспоминает он. – Я показал им фотографии такой лаборатории, где требовались не только космические скафандры, но и специальные герметичные помещения для газовой дезинфекции. Для меня было совершенно очевидно, что ничего подобного невозможно создать в полевых условиях. В конце концов, есть же пределы разумного, когда речь заходит о том, что необходимо для проведения работ в промерзшей тундре».
Джарлинг высказал мнение, что вполне достаточно обычных вытяжек для фильтрации воздуха, которым будут дышать ученые, что необходимы одноразовые лабораторные халаты и перчатки. «Кроме того, привезите с собой достаточное количество отбеливателя, и ничего с вами не случится», – добавил он. Но группа продолжала настаивать. Могут ли они сделать для безопасности что-то еще?
«Вероятно. Но все разговоры об обустройстве БС4 в полевом тенте были просто смехотворны. И я сказал им: вот этого вы точно не можете».
Впрочем, практически никто из присутствовавших не воспринимал угрозу нового распространения вируса гриппа 1918 года всерьез. Некоторые эксперты высказывали мнение, что шансы найти в телах шахтеров все еще живой вирус равны одному на миллиард в квадрате, и это число приводит Данкен в недоумение до сих пор: каким образом выведена столь точная цифра, все еще допытывается она.
Затем ее группа представила снимки, сделанные с помощью специального радара для сканирования подземных пространств. Таубенбергер немедленно оспорил их трактовку. С его точки зрения, эти изображения отнюдь не показывали, что тела располагаются внутри вечной мерзлоты. Глядя на них, он, напротив, мог видеть тела, расположенные близко к поверхности, то есть в слое, который оттаивал. «В чем же смысл их эксгумации?» – спрашивал он. Но Роберт Уэбстер резко возразил на это, что интерпретация снимков является прерогативой экспертов. К сожалению, ни один из них на конференцию приглашен не был. А Таубенбергер, не преминул отметить он, к числу специалистов в этой области не относится.
Только Эдвин Килбурн, опытнейший исследователь гриппа, поддержал скептическое отношение Таубенбергера к возможности обнаружить в телах шахтеров на Шпицбергене какой-либо ценный генетический материал, не говоря уже о живом вирусе. Как и Таубенбергера, Килбурна смущал тот факт, что почва тундры на острове из года в год то оттаивала, то снова промерзала, делая практически невозможной сохранность в таких условиях генетических составляющих вируса. «Я подумал, что в таком случае вероятность консервации материалов оказывалась ничтожно малой», – говорит Килбурн. И потом, спрашивал ученый, зачем группе понадобилась мощная землеройная техника, чтобы эксгумировать тела, которые в 1918 году похоронили с помощью обычной кирки и лопаты? Если почва оказалась достаточно мягкой в 1918 году, чтобы вырыть могилы лопатой, то с чего они взяли, что покойники сейчас лежат в твердом слое вечной мерзлоты?
Если за время, прошедшее с 1918 года, тела шахтеров подвергались оттаиванию, надежды обнаружить в них вирус не оставалось никакой, заявил группе Килбурн. Он напомнил собравшимся о вездесущих бактериях, энзимы которых приводят к разложению трупов. Эти же энзимы пожирают и любые вирусы, которые могут содержаться в мертвых телах, если только эти тела не заморожены, что предотвращает воздействие бактерий.
Чем больше Килбурн узнавал о проекте, тем сильнее становилась его обеспокоенность, но в то же время он всегда опасался слишком поверхностного отношения к научным вопросам и скороспелых решений.
«Ближе к концу конференции мне постепенно стало ясно, как много сил было уже вложено в планирование и разработку деталей проекта». На него произвело впечатление применение радара как части подготовки к экспедиции, демонстрировавшей вдумчивость и скрупулезность ее руководителей. И потому он постарался смягчить эффект своего резкого выступления. «Я сказал: если есть хотя бы минимальный шанс извлечь пользу, продолжайте начатое. Но это не значило, что изначальная идея стала казаться мне более реалистичной». И, вернувшись домой, Килбурн написал письмо организатору конференции, доктору Джону Ламонтаню, «подытожив в целом свое отношение к экспедиции как негативное».
