– Все хорошо, малышка. Мы защитим тебя, – шептал Франк, и ему казалось, что через кожу на животе Лили проступала ручка.
К середине срока был обнаружен дополнительный тягостный фактор – неправильное положение плода, которое не изменилось вплоть до родов, начавшихся раньше запланированной даты.
Тридцать вторая неделя, девочка запутана в пуповине попкой вперед, гинипрал не может купировать схватки, и врачи прибегают к срочному кесареву.
Малышка Нина появилась на свет.
Всеобщий восторг почти сразу сменился озабоченностью докторов – малышка не дышала. Лили заподозрила неладное, когда поняла, что младенец не кричит. Присутствующий рядом Франк успокаивал жену, не смея сказать правду. Он неотрывно наблюдал за попытками врача заставить синюшную крошку вдохнуть, беззвучно и слезно молил о чуде. Несколько минут врач пытался реанимировать маленькое тельце, пока другие скрупулезно зашивали Лили, все еще пребывающей в неведении. Но опять-таки чуду суждено было сбыться. Ребенок задышал.
Разумеется, после столь тяжелой беременности никто не ожидал отменного здоровья младенца. Лили едва успела окрестить именем девочку, которую даже не приложили к материнской груди, как Нину уже забрали в реанимационное отделение и положили в кувез. Когда Лили пришла в себя, Франк, едва сдерживая слезы, сообщил, что показатели Нины плохи, и вероятность летального исхода высока. Лили отказывалась верить.
– Она будет жить! – плакала Лили, – она семь месяцев пыталась жить и сейчас будет!
Франк поглаживал голову Лили, пытаясь унять ее рыдания.
– У нее есть ангел, Франк! Кто-то все это время помогал ей, и сейчас поможет!
Знай они ее будущее, речь бы шла не об ангеле, а о демоне, старательно защищающем свои инвестиции.
Усилиями врачей ли, молитвами, худшие прогнозы докторов оказались ошибочными. Каким-то образом Нина продолжала дышать. Казалось, что она держится за жизнь нехотя, будто кто-то или что-то заставляло ее делать один вдох за другим против ее воли.
Крохотное тельце розовело, сердцебиение и обменные процессы восстанавливались, и через три недели Нина превратилась в относительно здорового младенца.
Когда Лили, наконец, взяла малышку на руки в первый раз, она не могла поверить, что держит собственную дочь. Все произошедшее казалось дурным сном, будто все напасти произошли не с ней, а если и с ней, то в какой-то из прошлых жизней. И хотя она наблюдала за ней через стекло кувеза на протяжении этих трех недель, только взяв Нину на руки, Лили ощутила всю полноту материнства. Вот она! Родная плоть и кровь! Смысл жизни! Смысл перенесенных страданий, которые теперь казались ничтожными пустяками.
Лили держала Нину и слегка раскачивалась из стороны в сторону. Франк обнимал жену за плечи, и они оба не могли оторвать глаз от белоснежного человечка с бархатистой кожей.
Тератогенный эффект карбамазепина наделил Нину обширным правосторонним расщеплением мягкого и твердого неба и губы. Детская волчья пасть выглядела достаточно зловещей, но не для родителей. Лили даже находила это забавным, когда малышка сосала грудь – сосок точно проходил в расщелину под ноздрей. Врачи уверили, что оперативное вмешательство по корректировке подобных аномалий развито достаточно, и к трехлетнему возрасту от врожденного порока останется лишь маленький шрам над губой.
После выписки из роддома начался новый мир, полный материнских хлопот, недосыпа, памперсов и детского плача, которые Лили принимала с благоговением фанатика. Франк был вынужден увеличить количество рабочих часов, и теперь мог отсутствовать дома до глубокого вечера, что нисколько не смущало Лили. С Ниной она забывала о времени, о людях, о собственных нуждах. Для Лили существовала только Нина и забота о ней. А забот было гораздо больше, чем с обычными младенцами. Так как Нина перенесла асфиксию и являлась обладателем волчьей пасти, первые годы жизни она должна была наблюдаться сразу у нескольких специалистов, отчего Лили практически каждый день наведывалась в больницу. Ребенку требовалось большое количество процедур для поддержания адекватного состояния здоровья. Медицинский массаж, гимнастика, плавание, все рекомендации врачей Лили блюла добросовестно и скрупулезно. Она недосыпала, но, тем не менее, не позволяла Франку вставать посреди ночи на требующий детский плач, считая, что такое хрупкое создание понять без слов способна только мать.
Когда наступило время оперативного вмешательства по исправлению волчьей пасти, у Лили случилась истерика из-за того, что врачи запретили ей присутствовать в операционной. Лили все время казалось, что все всё делают не так. Хирург неправильно взял Нину на руки, медсестра не так придерживает ей шею, анестезиолог слишком грубо положил ее на кушетку. Кончилось тем, что Лили силой вывели из процедурной.
– Она слишком слаба! Она слишком слаба! – повторяла Лили, наворачивая круги в зоне ожидания.
– Лили, врачи знают свое дело, – успокаивал Франк.
– Ни черта они не знают! Они только и делали, что хоронили ее! – огрызалась Лили.
– Это несложная операция! Или ты хочешь, чтобы Нина на всю жизнь осталась с дырой посреди лица? – не выдержал Франк.
Но Лили была безутешна, пока не закончилась операция и ее не пустили в палату к дремлющей дочурке, где бедная женщина дала клятвенное обещание больше никогда не оставлять малышку ни на секунду.
К полутора годам Нине полностью исправили расщепленное небо, и она превратилась в умилительного ребенка с огромными светло-серыми глазами и волнистыми коричневыми волосами.
И вроде все тяготы должны бы уже остаться позади, но ведь Нина была необычным изгоем, а асфиксия и волчья пасть – недостаточны для того, чтобы им стать.
В поведении Нины и раньше наблюдались отклонения, но врачи списывали их на интенсивную терапию и реабилитацию малышки после операций. К тому же они были больше озабочены физиологическими параметрами ее здоровья, чем умственными, ведь она была еще мала. И как только в больших необыкновенно светлых серых глазах появились первые проблески сознательного, с ними же стали проявляться странности поведения.
Ребенок начал беспрестанно плакать. Но это был необычный детский плач с истериками, криками и мычаниями. Плач Нины был всегда беззвучным. Все, что выдавало его – слезы на пухлых щеках и шмыгающий детский носик. Спрашивать у Нины причины ее расстройств было бесполезным – она отказывалась говорить, и до некоторой поры врачи даже подозревали немоту, которая была быстро отвергнута после ряда тестов. Врачи так и не смогли дать ответа обеспокоенным родителям. По всем физическим показателям двухлетний ребенок был здоров, доктора лишь разводили руками.
С течением лет картина стала четче. Нина росла очень тихим и замкнутым ребенком. Когда однажды Лили вывела дочь на прогулку в парк, заполненный детьми всех возрастов, бедная девочка забилась в угол клумбы, даже не дойдя до детской площадки. Она словно впала в ступор и не могла сделать ни шагу, как бы ни просила ее мать. Нину била дрожь, огромные серые глаза наполнены страхом, а дыхание становилось все чаще и судорожнее, пока от избытка кислорода она не потеряла сознание.
