Имоджин осталась в дверях. На открытой площадке было очень свежо. Заслышав приближение Моха, Радужник отвернулся от города, обратившись лицом к нему. Его потрёпанное пальто было забрызгано кровью. Это было то самое пальто, в котором Мох увидел его впервые за стенами брикскольдской тюрьмы. Тогда голову Радужника скрывал чёрный капюшон, зато сейчас вся она была подставлена сиянию дневного света.
– Радужник, что случилось?
– Я освободился от двух мужчин, которые набросились на меня сзади, и пытался проследить за Агнцем, но он сбежал.
– Я спрашивал, что это было такое, с девочкой?
– Я всё ещё сам стараюсь это понять. – Бриз долетел с океана. Полы пальто Радужника захлопали по его ногам. – Мне нужно было стоять в стороне. Я пришёл сюда наблюдать.
– За чем? – Впервые Мох четко различил шестой оцелус. Тот был темнее других: «дымчатый», такое слово пришло ему на ум.
Радужник поднял вверх руку и взял тёмный оцелус пальцами. Вложил его Моху в ладонь. На ощупь тот был тёплым, как взятое из гнезда яйцо.
– Хочу, чтоб ты взял камешек и берёг его. – Радужник сжал пальцы Моха вокруг оцелуса. – Я нашёл его в походном сундуке. Пока ещё не понимаю, что это значит, но после того, что произошло сегодня, мне необходимо оставить его с тем, кому я могу верить. – Он сжал руку Моха. – Ты единственный, кому я верю, Мох.
– Я позабочусь о нём, – сказал Мох. И положил оцелус в карман. Выглядело это жестом незначительным, но он от растерянности не знал, что ещё сделать.
– Я вышел сюда полюбоваться океаном, – произнёс Радужник.
Мох долго стоял рядом с другом, прежде чем почувствовал руку Имоджин на спине.
– У нас посетитель, – сообщила она.
Эндрю стоял перед шкафом, наполненным брахиоподами
[14]. На нём было оборванное не по росту пальто. Взгляд обежал беспорядок, учинённый схваткой с бандой Агнца.
– Бойня, – произнёс мальчик.
– Ты говорил, у тебя есть что рассказать Моху.
Эндрю, не обращая на неё внимания, повернулся прямо к Моху:
– Он тебя продал. – И указал на плавающее в аквариуме тело Оливера.
– Я это вычислил, – кивнул Мох.
– Я был с ним, когда вчера вечером Агнец пришёл в старую пекарню. Квакуша рассказал ему, что как раз там Оливер прятался от людей, когда его разыскивали. – Эндрю сел на край стула и скрестил ноги, по-видимому, он был привычен к потёкам засохшей крови на полу. Малый он был не брезгливый.
– Оливер рассказал ему всё: про сундук со старыми книгами и про то, как навешал тебе лапшу на уши про похищение этой леди. – Он ткнул большим пальцем в сторону Имоджин. – Только чтоб вынудить тебя отдать ему сундук. Только это не сработало. Господин Агнец сказал, что он всегда не выносил доносчиков.
Это имело смысл. Мох верил мальчику.
– Где Агнец сейчас? – спросил Мох.
– Они привели чудачку-девчонку обратно в пекарню. Господин Агнец думает, что она ведьма. Он сказал, что она, может, что-то знает про ещё одну другую леди, какую он разыскивает. – Эндрю поднял взгляд на Моха. – Она и впрямь?..
– «Она и впрямь» – что, Эндрю?
– Девчонка… и впрямь ведьма?
Слово травило душу. «Ведьма» – это слово было у Моха не в чести. Его родная сестра, Дженни Сахар, была целительницей, изучала магию наряду с наукой. Сама частенько, не шутя, звала себя ведьмой. Мох знал, что было множество других, подобных ей. Знал он и то, что у него нет времени растолковывать значение этого слова мальчику с широко раскрытыми глазами.
– Улики, как представляется, подтверждают такой вывод, – выговорил Мох со вздохом.
– Фантастика!
Эндрю ушёл, едва бросив косой взгляд на Оливера Таджалли. Мох сел на стул, освобождённый мальчиком, раздумывая о разговоре с Радужником. Оцелус покоился у него в кармане. Радужник был там, где они оставили его. Пока Мох, повернувшись в сторону вольера, соображал, что делать дальше, на колени ему упало что-то тяжёлое. Не глядя, он понял, что это револьвер.
– Он на полу лежал. Удивительно, что никто из них не прихватил его, – сказала Имоджин.
Мох взял револьвер и задумчиво взвешивал его в руках.
– Я должен найти Агнца. Его люди уже успели доложить, что мы ещё живы. Вы знаете, что он этого так не оставит.
– Знаю лучше любого другого, – сказала Имоджин. Она сидела на стопке грузовых поддонов.
– В том-то и дело, так? Агнец – угроза для нас всех: для вас, меня… Мемории.
– В данный момент он отвлёкся на Элизабет, но это ненадолго. Благодаря Оливеру теперь он знает ещё и то, что сундук до сих пор существует. И сундук ему тоже понадобится.
Где он?
– Спрятан около входа. Они бежали аккурат мимо него.
– Тогда нам надо уходить и взять его с собой, – сказала Имоджин. – Мне он, положим, не очень-то нужен, но ещё меньше мне нужно, чтоб им владел Агнец, и нам нельзя допустить, чтобы сундук попал в руки Элизабет. В доме я слышала, как вы говорили с Радужником о путешествии на остров Козодоя для поиска Мемории. Я с вами.
– Прежде я должен убить Агнца, – заметил Мох. – Иначе как же ещё я могу быть уверен, что он оставит нас в покое и никогда не отыщет Меморию?
– Так убейте его, – сказала Имоджин. – Он чудовище, он и меня тоже обратил в чудовище.
– У тебя с Агнцем было шансов не больше, чем у Мемории под властью твоего отца. И сейчас не с одним человеком ты борешься, а со всей своей нынешней действительностью. Ты не чудовище. Просто ты блуждала в дебрях с одним из них.
– Я иду с тобой, – заявила Имоджин.
– Тебе следует остаться тут. Собери всё необходимое. Нам придётся когти рвать быстро… после. Поговори с Радужником, если сможешь. Что-то случилось. Он сам не свой.
Смертельная отсрочка
После разговора с Имоджин Мох покинул Полотняный Двор и вышел под кусачий ветер улиц. Его тянуло постоять на великих ступенях, в дымке и проблесках моря, успокоить взбаламученный разум. Вместо этого он пошёл дворами и садами, пока не оказался возле книжного Таджалли. Магазин был тёмен, находившееся за стёклами было неопределённо, как блуждающая в потемках память.
Мох бегом обогнул дом по наклонной дорожке, ширины которой едва хватало для фургона доставки. Стоя среди картонного мусора у заднего входа, он бухнул в дверь рукой, покрасневшей от холода, выждал несколько минут, терпя напиравший в спину ветер, ощущая тяжесть револьвера и шила в надетом бушлате. Наконец служанка Оливера открыла дверь. Известие она выслушала с волнением, которое выдало лишь то, что она сжала носовой платок в покрытой цыпками руке.
