Мемория одолела разделявшее их расстояние и резанула его по лицу бледными ногтями оставшейся руки. Он поднял пистолет, когда вдруг механические женщины потащили его назад. Отбиваясь от них, нажал на спуск и увидел, как скорчилась Мемория. Медные пальцы полезли в рот и ноздри. Ногти полосовали ему лицо, ужасающе повторяя нападение Мемории в карете. Его сбили с ног, и он грохнулся на спину с такой силой, что почувствовал, что все его спинные позвонки по очереди хлопнули, как связка фейерверков. Закричав, он выпустил из пистолета одну за одной несколько пуль. Одна попала в голову ближайшей куклы, которая разлетелась на мелкие щепки вперемешку с муравьями-древоточцами. Одна из ног Моха высвободилась. Большего ему и не требовалось, чтобы тут же вскочить. Порывисто рассекая руками воздух, парящее чудище добиралось до его глаз. Он увернулся и выстрелил вслепую. Ещё одно вцепилось ему в бедро, как бешеный зверь.
Имоджин вбежала в двери и подошла сзади к двум чудищам, что стояли, раскачиваясь, в сторонке и молотили безо всякого разбора руками впереди себя. Двигалась она с грацией кошки. Одним ударом меча начисто снесла им головы. Одна кукла рухнула на колени да так и застыла, а голова болталась у неё на проволочке. У другой голова слетела и покатилась по полу. Тело по-прежнему стояло прямо. С гримасой отвращения на лице Имоджин ткнула её в спину между лопаток и пронзила чудище сзади. Мох, разинув рот, смотрел, как вытаскивала она чистый клинок. Три оставшиеся сестрицы повалились на землю, брыкаясь ногами и крича. Бились головами о каменные плиты, пока те не пошли щепками, и упали недвижимо.
Мох побежал к дверям, которые Имоджин, нападая, распахнула настежь.
– Мох! – крикнула она ему вслед. Он вырвался на крышу и тут же встал как вкопанный.
В нескольких шагах лежало сгорбленное тело Мемории с вывалившимися сквозь дыру в спине внутренностями. Голова её лежала чуть поодаль.
В дверном проёме появилась Имоджин с мечом.
– Я убила её.
Аурель
– Она вышла из двери, – объясняла Имоджин. – Я подумала, что она убила тебя. – Мох стоял на крыше, подняв взгляд. Оцелус висел в воздухе. Несмотря на все ужасы последних минут, они ничуть не приблизились к достижению своей цели. Монастырь осмотрели; наверное, следовало бы повнимательнее наблюдать за оцелусом. Может быть, в этом и был единственный способ прорваться сквозь миражи этого островка. Мох выплюнул сгусток крови на землю.
– Она не преминула бы, – сказал он.
– Прости.
– Она должна была убить меня. Ты сделала то, – говорил Мох, всё ещё следя за оцелусом, – что нужно было сделать. Необходимо. Я не виню тебя за это. Та Мемория, которую, как мне казалось, я любил, девочка, упавшая с волнолома, умерла в тот же день. То, что заменило её, было подлым подобием. – Он с отвращением глянул на тощую фигуру на земле и перевернул её ногой. – Может быть, настоящей она никогда не была. Может быть, была она просто прогнившим корнем этого, монстром. Чем обязаны мы людям, которых когда-то любили, если оказались они кем-то другим? Я не знаю.
Имоджин бросила меч и закрыла лицо ладонями.
– У меня даже времени подумать не было.
– А вот за это, по-моему, нам следует быть признательными.
– Смотри.
Оцелус поплыл по воздуху.
Следом за оцелусом они пришли к нише со скопищем теней и сухих листьев. Дверь стояла распахнутой настежь. За нею спиралью уходила вниз лестница, издававшая такое зловоние, какое Мох счёл бы чем угодно, только не приглашением войти. Ступени смутно освещались биолюминесцентной слизью, сочившейся из стен. Лестница была узкой. Мох шёл вслед теперь слабо светящемуся оцелусу. Имоджин – за ним, тыча в тени мечом, с вороном, державшим равновесие на её плече. Лестница была затянута недавно порванной паутиной: если бы не это, она выглядела бы так, будто на неё не ступали много лет, а может, и столетий. После нескольких поворотов Мох поскользнулся, едва удержался на ногах, ухватившись в последний момент за изогнутый поручень.
– Шагай осторожней, – предупредил он. – Земля мокрая.
– Омерзительно, – поморщилась Имоджин.
– Ты видела, там? – Мох уловил проблеск света внизу закругления лестницы. Был он настолько слабым, что, пока не промелькнул снова, Мох не был уверен, что свет был на самом деле. – Э-эй! – заорал он. И беспечно побежал вниз по ступеням.
– Мох, ты какого чёрта выделываешь?
Мох уже добрался до места, где, как ему показалось, он увидел свет, но там ничего не было. Он глянул через плечо, убеждаясь, что Имоджин идёт за ним, а затем опять ринулся по ступеням вниз. Те, сделав ещё несколько поворотов, дошли до дна. Дверь заменяла арка из толстых корней. Где-то в глубине сознания у Моха отложилась мысль: сколько же времени понадобилось кому-то, чтобы заставить корни принять такую замысловатую форму. Подойдя ближе, он понял, что корни – живые, они двигались, свиваясь в петли и узлы. Арка открылась перед оцелусом и теперь закрывалась. Не раздумывая, Мох прыгнул в неё. Арка обратилась в быстро сужавшуюся щель. Имоджин просунула в неё руки. Мох ухватил её за запястья и стал тянуть, но корни смыкались вокруг её локтей, пока ему не остались видны одни только её ладони и предплечья, болтающиеся в стене из корневых побегов.
– У меня ломаются руки! – закричала Имоджин. Мох схватил её руки и толкнул их обратно в щель. На секунду увидел, как мелькнул в оставшемся отверстии её глаз, и вдруг неожиданно он остался один. Со злости он пихнул стену из корней ногой.
– Имоджин, – кричал он. – Имоджин! – Ответа не было. Попытался было развести корневые побеги, но они успели образовать прочную, непреодолимую преграду. Выхода не было, оставалось только идти дальше. Впереди в нескольких шагах что-то зашуршало. Какая-то особь выступила вперёд, сдирая со своего тела вековую паутину и цепкие корешки. Оцелус тускло осветил её преувеличенных размеров башку. Мох затаил дыхание, пока нечто приближалось к нему. Сначала он подумал, что оно страдает каким-то заболеванием, от которого кожа на ней повисла лохмотьями. И лишь через какое-то время понял, что кожу этой особи составляла шелуха из толстого слоя газет, битком набитого мокрицами и многоножками. Глаза бумажного чудища сидели в глубоких глазницах, ртом служила шероховатая щель с рядом крошечных зубов. Перемещалось оно на ногах с копытами, волоча за собой грязные обрывки. Остановилась бумажная мумия довольно близко от Моха, чтобы тот почуял её отдающее плесенью дыхание.
– Тут Аурель похоронена? – спросил Мох, жалея, что при нём нет меча. Он довольствовался пистолетом, который достал из кармана.
Мумия некоторое время двигала ртом, прежде чем прошептала:
– Не здесь, но я могу отвести тебя туда.
– Это далеко?
– Не далеко. Не надо пугаться.
У Моха только и выбор был: либо оставаться, либо следовать за странной особью. Промелькнула мысль: а имел ли Радужник представление, о чём просил своего друга?
