Монтегю старался говорить спокойно, но слова застревали у него в горле под цепким взглядом иезуита, который протянул ему какую-то бумагу.
— Взгляните.
Монтегю принял её, развернул и смертельно побледнел. Это была инструкция Бэкингема, данная им Жербье, в которой герцог описывал инфанте Изабелле свой проект политической и военной изоляции Франции. Английский министр предлагал взять Францию в кольцо и, воспользовавшись поддержкой савойского и лотарингского герцогов, затравить французского зверя в его логове.
— Я ничего не понимаю, — прошептал он.
— Я тоже, — отозвался генерал. — Но факты — упрямая вещь.
По его всегда добродушному лицу растеклась садистская улыбка. Монтегю как-то доводилось видеть, как змея заглатывает мышь, и он понимал, что одно невпопад сказанное слово, одно неверное движение — и этот страшный человек уничтожит его. Собрав всю волю в кулак, он заставил себя успокоиться.
— Я понимаю ваши чувства, генерал, — наконец произнёс Уолтер. — На вашем месте, я бы не поверил ни единому моему слову, но здесь может быть только одно объяснение.
— Какое же?
— Видимо, Бэкингем начал собственную игру за спиной Её Величества и не уведомил её о своих политических проектах.
Виттеллески откашлялся и пристально посмотрел на англичанина.
— Доказательства?
— Его подпись на этой бумаге, — спокойно ответил Монтегю.
ГЛАВА 3. БУТВИЛЬ
Мы расстались с графом Бутвилем в тот самый момент, когда он, вытащив Уолтера Монтегю из западни, устроенной людьми его высокопреосвященства, помог англичанину покинуть пределы Франции. Поскольку, совершая этот подвиг, он не потрудился соблюдать инкогнито, то, совершенно очевидно, что кардинал Ришелье узнал о его участии в столь дерзком предприятии и пришёл в ярость, которая усугублялась невозможностью привлечь графа к ответу. И дело было не только в том, что господин де Монморанси принадлежал к знатнейшей фамилии Франции, хотя и это обстоятельство немного охладило пыл его высокопреосвященства. Между Англией и Францией всё ещё существовал мирный договор, который Ришелье не решался нарушить, так как, обвинив Франсуа Монморанси в том, что он помешал его людям осуществить арест преступника, он облекал самого себя на взрыв негодования со стороны английской стороны, которая не преминула бы обвинить французского министра в преследовании английских подданных. Нет, такой умный политик, каким, без сомнения был господин кардинал, на это пойти не мог. Поэтому Ришелье только закусил свой седеющий ус и дал себе слово при первом же удобном случае припомнить Бутвилю его вмешательство.
* * *
Читатель уже понял, что Франсуа де Монморанси не отличался кротким нравом, а после поездки в Англию его характер стал совершенно несносен. Первой жертвой меланхолии, овладевшей Бутвилем после встречи с Генриеттой, стал его друг Жак де Ториньи. Пустячная ссора завершилась вызовом на поединок, где Ториньи был убит. Укрывшись в Нидерландах, Бутвиль и его кузен, граф де Шанель, который был его секундантом, избавили себя от преследований со стороны кардинала, и надеялись благополучно вернуться в Париж, получи в королевское прощение, но не тут-то было! Людовик был так задет вопиющим нарушением антидуэльных эдиктов, что наотрез отказался простить беглецов.
Получив вместо ожидаемого помилования королевский запрет на возвращение во Францию, господин де Монморанси впал в отчаянное бешенство, так что графу де Шапелю, который, к слову сказать, тоже не был кроткой овечкой, стоило больших усилий сдерживать вспышки ярости своего друга.
— Ну, хватит! — однажды не выдержал он. — Если тебе так не терпится помахать шпагой, сделай одолжение, обрати её против кого-то другого. Ты же знаешь, я дал клятву никогда не драться с тобой, и будет весьма прискорбно, если мне придётся её нарушить.
— Тогда мы вместе будем гореть в адском пламени, — мрачно отозвался Бутвиль, — потому что, представь себе, я тоже поклялся спасением своей души не выходить с тобой на поединок.
— Итак, — рассмеялся его кузен, — нам осталось единственное средство не поссориться — навестить барона де Ла Фретте, который был так любезен, что прислал нам приглашение на ужин...
Бедный барон! Если бы он знал, во что обойдётся ему застолье, он бы придерживался самого строгого поста. Но неведенье не спасает от расплаты, и этот случай не стал исключением, так как настроение господина де Монморанси было отнюдь не безоблачным. И он с успехом продемонстрировал это, придравшись к великолепно приготовленной рыбе. Господин барон, державший превосходного повара, не на шутку обиделся, но, памятуя о бретёрской славе де Бутвиля, счёл благоразумным промолчать. Однако сам де Бутвиль никак не желал успокоиться.
После рыбы последовали кислое вино, слишком солёный сыр и чересчур сладкий пирог. Доказав, таким образом, что является требовательным гурманом, Монморанси решил продемонстрировать свой изысканный вкус и высмеял прекрасные кружева на камзоле хозяина. К его величайшему удивлению, де Ла Фретте согласился со всеми его доводами, и даже попросил Бутвиля дать несколько советов его портному, дабы избежать в будущем подобных промахов. Поражённый такой уступчивостью, Монморанси замолчал, и беседа протекала дальше довольно ровно и приятно. И, возможно, вечер бы закончился мирно и спокойно, если бы за дело не взялся де Шапель. Его отменной остроты о любовных похождениях Генриетты Французской Бутвиль не услышал, так как кормил дичью собаку хозяина, зато он услышал ответ барона. Реакция графа была мгновенной — вызов последовал так быстро, что де Ла Фретте даже не успел сообразить, в чём он, собственно, провинился...
Дуэль закончилась довольно благополучно для господина барона — он остался жив, хоть и получил тяжёлое ранение. Бутвиль, казалось, тоже успокоился. Впрочем, никто, и даже сам Франсуа, не сомневался в том, что его смирения хватит надолго. Так и получилось: в Брюссель прибыл Франсуа д'Аркур маркиз де Беврон — близкий друг и родственник убитого Бутвилем графа де Ториньи. Желая отомстить за его смерть, маркиз явился к его убийце и потребовал удовлетворения.
Бутвиль принял вызов с философским спокойствием.
— Я охотно устрою вам встречу с вашим другом, раз вы так этого желаете, — холодно заметил он Беврону. — Я к вашим услугам!
Возмущённый нахальством противника, маркиз крепко сжал эфес шпаги, готовый немедленно ответить на оскорбление, но вытащить оружие ему не удалось: вошедший в комнату слуга доложил о прибытии маркиза Спиньолы.
— Вовремя, нечего сказать, — проворчал Бутвиль, но всё же любезно поприветствовал гостя и представил ему господина д'Аркура.
Спиньола пришёл в такой восторг от нового знакомства, что немедленно пригласил обоих на ужин. Поскольку маркиз был доверенным лицом инфанты Изабеллы, Бутвиль поостерёгся сообщить ему о дуэли и не смог придумать другой повод, чтобы выпроводить назойливого посетителя из дома. Пришлось врагам принять приглашение и даже дать слово, что никто из них не вздумает уклониться от угощения.
