— А сметливый бетлехемец устроил разные учения и упражнения для воинов недалеко от Гибы, — продолжил Гист. — Народ собирался толпами глазеть на военные забавы. Добида опять хвалили, прославляли и благословляли. Вот, мол, какой редкий тысяченачальник. Ему бы возглавлять все войска.
— Вижу, мнение людей складывается не в пользу Саула, — заметил Ямин, внезапно нахмурившись.
— Наш царь настолько извёлся от неуверенности и тоски, что предложил Добиду жениться на своей старшей дочери Мероб. Она очень похожа на мать свою, госпожу Ахиноам. Такая же крупная, полнотелая и... скучноватая. Мероб задержалась в девицах, а ей пора увеличивать своей плодовитостью народ Эшраэля. «Женись, — сказал царь, — и поражай успешно врагов наших».
Ямин бен Хармах перестал хмуриться.
— Как же поступил наш метатель камней? — спросил он.
— Прикинулся ягнёнком, отнятым от сосцов матки. «О, господин мой и царь, — захныкал бетлехемец, — кто я такой, чтобы жениться на твоей дочери? Что совершил я в жизни? И разве значит для Эшраэля что-нибудь мой захудалый род из потомков Юды? Меня осудят, если я поведу себя столь дерзко и посмею стать зятем царя». Все старики, все спесивые левиты, все безмозглые дурни умилились и прослезились. «Много на свете высоких и славных, — сказали тупицы, восхищаясь Добидом, — но благость божья открывается смиренным. Ибо могущество бога прославляется смиренными». Ну, Саул и выдал Мероб за другого тысяченачальника Адриэля. А Добид потихоньку улизнул, потому что ему нравится младшая дочь царя, Мелхола.
— Я не помню, какова младшая. Красивая голубица?
— Весьма красива и прелестна. Хотя не настолько бела и крупна собой, как Мероб. Скорее, она смугла и миниатюрна, с тонким станом и округлыми формами. Да и по возрасту она гораздо больше подходит Добиду.
— Отсюда понятно: бетлехемский пастух скулил вовсе не из смирения. Просто ему приглянулась другая дочь царя. А вообще-то он не прочь стать его зятем. Хитёр, ничего не скажешь. Как милостива к нему судьба... то есть, я хотел сказать, как снисходителен к нему грозный и ревнивый Ягбе! Недаром бог надоумил пастуха научиться хорошо метать камни из пращи. Пригодилось.
— Особенно пригодилось то, что к Добиду обратил свои коварные взоры первосвященник Шомуэл.
— Что ты говоришь, почтенный Гист! Ведь это ещё больше усложняет дело! — воскликнул Ямин, изменившись в лице и наклоняясь ближе к низкорослому собеседнику. — Какие у тебя сведения?
— Я бы предложил закончить трапезу. Лучше перейти куда-нибудь, где можно быть уверенным, что нас не подслушают. Там я сообщил бы тебе самые удивительные новости.
— Нас вряд ли подслушает кто-нибудь и здесь. Но если ты настаиваешь, поднимемся на кровлю. — Ямин хлопнул в ладони. Он приказал Рифабалу отнести подушки и подать охлаждённый напиток.
2
Оставшись наедине с хозяином под открытым небом, Гист недолго провожал глазами стрижей, мелькавших высоко в синеве и сверливших криками тишину. Из вежливости некоторое время помолчав и отхлебнув фруктового отвара, Ямин произнёс тихим голосом:
— Я слушаю тебя с нетерпеливым вниманием.
Гист почему-то продолжал вглядываться в бледно-пепельное нагромождение невысоких гор Юдеи, потом сказал:
— Покуда первосвященник Шомуэл стремится присвоить власть в Эшраэле, наше благополучие находится под угрозой.
— Это мы все давно уже поняли, почтенный Гист.
— Шомуэл не достиг тех выгод для себя, тех надежд, которые он возлагал на Саула, помазывая его на царство. Саул оказался доблестным полководцем, но человеком упрямым и далеко не простым, чего не ждал Шомуэл. Теперь он возобновил свои происки, желая сбросить Саула с царского места. Его открыто поддерживают могущественные группы влиятельных людей. Это большинство левитов, не желающих подчиняться царю и стремящихся восстановить во главе народа безоговорочно правление судей. Это знать северных областей, которым не нравится усиление бедных колеи Эшраэля — юдеев, шимонитов, бениаминцев, людей Заиорданья Но «южанам» да и некоторым на севере подходит венценосный владыка, даже такой, как буйный Саул.
— Ты лишь перечислил известное мне. В чём же состоят тревожные и сокровенные новости?
— В том, что Шомуэл тайно помазал в цари Добида.
— О, бог мой и все баалы земли! — не удержался от крика вытаращивший глаза Ямин. — Откуда тебе известно?
— Мне сказал об этом неприятном деле двоюродный брат Саула, наш благожелатель Абенир. Он тоже не сидит сложа руки. Убедившись, что Саул болен, а слава Добида всё растёт, он решил подробней узнать о жизни бетлехемца до его поединка с пелиштимским великаном. Потребовалось заманить в тихое место и сильно напоить старшего брата Добида. Его зовут Элаб, он ходил в ополчение и был на последней войне. Младшему братцу Добиду Элаб завидует и ненавидит его. Редкостный случай глупости и обычный случай родственной вражды. Вместо того чтобы поддержать брата, думая о собственном выдвижении благодаря его успехам, Элаб желает Добида погубить.
— Надеюсь, он не наврал, прикинувшись пьяным?
— Опытные соглядатаи Абенира действовали надёжно. Элаб был пьян настолько, что, проснувшись на другой день, не понимал, где находится. Из присутствующих людей никого не узнал. Абенир хотел было его прирезать, но пока передумал. К чему привлекать внимание Добида, а значит, и Шомуэла? Ведь, если мы знаем про действия наших врагов и они об этом не догадываются, мы в выигрыше.
— Саулу о Шомуэловой возне сказали?
— Разумеется, нет. Царь то впадает в безумие, то приходит в себя. К чему усугублять его дурное состояние? Как бы он не натворил таких безудержных злодейств, что и нам придётся туго. Конечно, лучше бы царём поставили Абенира, но...
— Да, такой царь был бы в самый раз, — весело проговорил Ямин, и его лицо приобрело выражение сладкой задумчивости, как у юноши, мечтающего о невесте.
— Не особенно обольщайся, благородный Ямин бен Хармах, — остановил его мечты клинобородый Гист. — Слишком уж Абенир интересуется вавилонскими способами казней и любит пытки при допросе пленных. Как бы со временем кому-нибудь из нас случайно не попасть на кол...
— Избави нас Ягбе от такой беды! — Ямин воздел руки к небу, пошевелил толстыми губами, произнося спасительное заклинание, и дотронулся до заговорённой ладанки, которую носил под одеждой.
Они беседовали почти до вечера. После чего, накинув широкий плащ с глубоким куколем, Ямин отправился проводить гостя за городские ворота. Собеседники не торопились. Повозка, влекомая мулом, медленно ехала за ними. И Ямин, распростившись с умным Гистом, возвратился домой в хорошем настроении.
Пока он отсутствовал, его жена, госпожа Магах, закутавшись в покрывало, тоже вышла со двора и приблизилась к лавчонке, торгующей женскими притираниями для лица и дешёвыми украшениями. Она положила в руку старухе-хананеянке два серебряных кольца и тихо сказала:
