– Руки, руки, – чуть ли не в ушную раковину прошипел Рыкач.
– Чьи руки? – вздрогнула женщина, уставившись в свои ладони.
– Твои клешни, старая курица. Живо надень перчатки.
Сам он натянул на пальцы резиновые, желтоватого цвета перчатки. Она последовала его примеру.
Запрокинул голову жертвы и поглядел в остекленевшие глаза.
– Готова. Давай, Клавка, быстрее собирай в сумку ценные вещи, драгоценности, валюту, золото, платину, серебро, – приказал он. – Ты у нее гостила и должна знать, где и что лежит. На барахло, тряпки не зарься, не набрасывайся. У нас нет верблюда, ишака или мула для тяжелой поклажи. Придется тащить на своем горбу. Забирай только ценные, компактные изделия из золота, платины, драгоценные камни. Ты иди в спальню и наведи там шмон. Только аккуратно, вещи не разбрасывай, чтобы не поняли, что грабеж, а я разберусь в гостиной.
Он достал из внутреннего кармана куртки блестящую из нержавейки плоскую фляжку. Отвинтил колпачок и сделал несколько глотков. Потом подал женщине:
– Выпей для храбрости и моторности.
Она охотно приняла флягу, приложила к пухлым губам и потянула напиток в себя. Спирт обжег гортань.
– Ох, дюже крепкий зараза, – Гуцай, опасливо озираясь на неподвижное тело Даркиной с лужей крови под головой и боясь встретиться с ней взглядом, возвратила ему фляжку. Ощутив хмель, двинулась к спальне. Не доходя двух шагов до плотно запертой двери, услышала шорох и остановилась, будто вкопанная.
– Ой, Гоша! – вскрикнула она. – Там кто-то есть живой? Слышишь шорох, шаги…
– Не кричи, молчи, соседей всполошишь, – огрызнулся он и побледнел. – Ты же сказала, что она одна живет?
– Наверное, любовник затесался, она ведь еще не старая? – предположила Клавдия. Он схватил молоток за рукоять. Встал у двери, изготовившись к нанесению удара, тихо прошептал: – Резко открывай. Дрожащей рукой Клавдия потянула за ручку. В проем между рамой и дверью прошмыгнул пудель белой масти.
– Фу ты, дьявол, – произнес он и опустил молоток, с которого рубиновой каплей скатилась кровь.
– Клавка, ты, что же не знала, что у нее собачка? – упрекнул он. – Лишние страхи нагнала, так неровен час, раньше времени поседеешь и околеешь.
– Знала, это Снежок, но со страху все вылетело из головы, – призналась женщина. Собачка подбежала к хозяйке. Учуяла свежую кровь, лизнула ее шершавым языком и жалобно завыла.
– Черт подери, заставь ее замолчать, – велел злодей. – На ее вопли откликнутся собаки в других квартирах, жильцы всполошатся и нас застукают на месте.
– Невозможно, она слушалась только свою хозяйку, – беспомощно развела руками Гуцай. Он со злостью пнул пуделя ботинком. Пес отлетел к трупу и завизжал, оскалив пасть с острыми зубами.
Словно острыми иглами кольнул его ушные перепонки раздражающий звук. В порыве ярости мужчина попытался зажать пасть ладонью, но пес, движимый инстинктом самосохранения, впился в кисть его левой руки клыками, прокусив резиновую перчатку. Рыкач взвыл от острой боли. Снял перчатку и увидел, что ладонь обагрилась кровью. Вытер ее подвернувшейся под руку спортивной курткой, снятой с вешалки.
– Вот тварь, укусила, – снова пнул собачку ногой. Снежок забился в угол. Оттуда доносились его приглушенные вопли.
– Черт, не хватало еще этой заразы, – окрысился Гоша. – Что уставилась, как баран на новые ворота. Закрой его в туалете, чтобы не мешал и перевяжи мне ладонь. Соберем вещи и надо рвать отсюда когти, пока эта тварь своим лаем не выдала нас с потрохами.
Гуцай вытащила пуделя из угла и заперла в туалете. Потом открыла дверцу шкафа, где хранились медикаменты, винты, вата. Повернувшись спиною к трупу, смазала сожителю рану йодом и забинтовала ладонь.
– Был бы здесь мусоропровод, как в девяти и десятиэтажках, порезав труп по частям, расфасовали бы в пакеты, сбросили через мусоропровод в контейнер и все дела, – промолвил Рыкач. – Только на свалке и обнаружили бы "сюрпризы", а там, поди, догадайся и разберись, из какого дома доставили. Их в городе не одна сотня домов и хат.
– Гоша, может нам ее подвесить на трубе, инсценировать самоубийство? Мол, сама с горя о гибели сына, она мне рассказала жуткую историю, полезла в петлю? Потеряла интерес к жизни и решила свести счеты. Таких случаев сейчас, сплошь и рядом, – предложила она.
– Глупая ты, Клавка и не лечишься, – одернул он ее. – Кто же тебе поверит, что труп с проломленным черепом, способен сам себя подвесить. Те, кто решил покончить жизнь самоубийством, не станут уродовать свое лицо и истязать тело. Думать надо головой, мозгами…
Он по привычке хлопнул сожительницу широкой правой руки по пышной ягодице.
– Ой, не шали, не искушай меня без нужды, – кокетливо взвизгнула она. – Возвратимся домой, тогда и натешимся. Растоплю баньку, попаримся с дубовыми веничками…
– Иди в спальню и собери ценные вещи, драгоценности, антиквариат, – велел он. Гуцай опасливо озираясь, вошла в комнату. Пробежала глазами по полками книжного шкафа. Увидела в нише портрет сына Даркиной в траурной рамке – молодой, симпатичный жизнерадостный мужчина в морском кителе. Клавдия содрогнулось, ей показалось, что он взирает на нее с укором и с губ готов сорваться вопрос: "Что вы, злодеи, сделали с моей матерью". Она, отвернув лицо в сторону, взяла портрет и обернула его тыльной стороной, чтобы Сергей не видел ее воровских действий. Но бог зрит.
Дрожащими руками выдвинула ящик в нижней части шкафа и достала шкатулку, инкрустированную бирюзой. Открыла, не густо: два золотые обручальные кольца, очевидно, заранее приготовленные для сына и будущей невестки и оставшиеся невостребованными, перстень с сапфиром, золотая цепочка с кулоном, две серебряные броши с аметистом и янтарем и несколько стодолларовых купюр и рубли. Решила, хотя бы пятьсот долларов утаить, спрятать в лифчик или трусы. В момент сортировки дверь отворилась, вошел Рыкач.
– Каков улов?
Она, стоя к нему спиной, вздрогнула, сделала неуклюжие телодвижения и несколько зеленых купюр выпорхнули из ладони. Он, как ушлый зек, заподозрил ее в жульничестве.
–Мало, – смутилась она, показав содержимое шкатулки. – Всего тысяча триста двадцать пять долларов, да несколько ювелирных изделий.
– Врешь, ты же мне рассказывала, что эта баба сказочно богата, получила наследство и спекулирует дефицитными лекарствами, – подступил он вплотную к Клавдии, горячо дыша, взял ее рукой за подбородок. – Из-за такой мелочи не стоило мараться и брать грех на душу.
И вдруг его осенила догадка:
– Колись, куда замыкала валюту и золото?!
– Не прятала, ни валюту, ни золото, все, что есть, в шкатулке. Сама удивляюсь, почему мало?
– Раздевайся живо! – приказал он. – Глупые бабы, обычно в трусах прячут валюту и драгоценности от таможенников. Надеются, что их никто не станет щупать. А те рады такой наивности: кайф получают, изымая валюту. Не заставляй дважды повторять.
