5
В тот же вечер открылся рынок рабов. Снизу донесся шум – это боевики готовились к торговле, и, когда в комнату вошел первый мужчина, все девушки закричали, как будто раздался взрыв. Мы стонали, как раненые, сгибались пополам и делали вид, что нас тошнит, но это не остановило боевиков. Они просто расхаживали по комнате и наблюдали, как мы стонем и умоляем их пощадить нас. Те, кто знал арабский, умоляли на арабском, а девушки, которые знали только курдский, старались вопить погромче. Мужчины же отнеслись к нашей панике как к детской выходке – неприятной, но не заслуживающей особого внимания.
Боевики ощупывали нас повсюду, как будто мы были животными.
Сначала они подходили к самым красивым девушкам, спрашивали, сколько им лет, и внимательно осматривали волосы и рот.
– Они же девственницы, правда? – спрашивали они охранника, который довольно кивал и отвечал: «Конечно!» – словно продавец, расхваливающий свой товар. Некоторые девушки рассказывали, что их проверял доктор – не солгали ли они о своей девственности, – но меня и других просто спросили об этом. Другие настаивали, что они не девственницы, надеясь, что от этого интерес к ним пропадет, но боевики им не верили.
– Они же молодые и езидки. Ни одна езидка не занимается сексом до свадьбы.
Боевики ощупывали нас повсюду, как будто мы были животными; их руки перебегали с наших грудей на ноги.
В царившей суматохе они расхаживали по комнате, разглядывая девушек и задавая вопросы на арабском и туркменском языках. Нафах, прибывший сразу же, как открылся рынок, выбрал очень молодую девушку, вызвав смех других боевиков.
– Мы так и знали, что ты возьмешь ее, – поддразнивали они его. – Когда закончишь с ней, скажешь – я тоже хочу.
– А ну тихо! – кричали на нас боевики. – Заткнитесь!
Но от их приказов мы кричали еще сильнее. В дверях показался один боевик постарше, толстяк с огромным животом по имени Хаджи Шакир – позже выяснилось, что это был один из командиров в Мосуле. За ним шла девушка в никабе и абайе, какие носят все женщины в «Исламском государстве».
– Это моя, – сказал он, вталкивая ее в комнату. – Она расскажет вам, как счастлива теперь, когда приняла ислам.
Девушка приподняла никаб. Несмотря на свою хрупкость, она была красивой, со смуглой кожей, а когда она приоткрыла рот, на свету сверкнул золотой зуб. Мне показалось, что ей не больше шестнадцати лет.
– Она была моей сабия с третьего августа, когда мы освободили от неверных Хардан, – сказал Хаджи Шакир. – Расскажи, как ты обрела спокойствие со мной и что ты теперь не кафир, – обратился он к девушке, которая по-прежнему молчала. – Расскажи!
Она опустила глаза, но ничего не ответила. Похоже, она физически не могла говорить. Тут в комнате стало шумно, а когда я снова оглянулась на дверь, девушки уже не было. Тем временем Хаджи Шакир подошел к еще одной сабия – молодой девушке, которую я знала по Кочо.
Я потеряла самообладание. Если меня все равно заберет какой-нибудь боевик, то так просто я ему не дамся. Я кричала и вопила, размахивала руками и отталкивала всех, кто хотел дотронуться до меня. Другие девушки делали то же самое, они извивались всем телом, падали на пол или крепко обнимали сестер и подруг, пытаясь защитить их. Мы уже не боялись, что нас изобьют; некоторые, в том числе и я, надеялись разозлить боевиков, чтобы они нас убили. Когда один из них ударил меня по лицу и воскликнул: «Это она вчера была зачинщицей!» – я удивилась, каким нечувствительным оказался его удар. Гораздо больнее было, когда он хватал меня за грудь. Потом он отошел, я упала на пол, и Нисрин с Катрин попытались утешить меня.
Возле нас остановился другой боевик. Я прижала колени ко лбу и видела только его ботинки, из которых торчали толстые, как бревна, ноги. Это был высокопоставленный командир по имени Салван, который пришел с еще одной молодой девушкой-езидкой из Хардана. Он хотел ее продать, а взамен купить кого-нибудь еще. Он был невероятно огромным мужчиной, каких я прежде не видела, настоящий гигант в белой рубахе «дишдаша», просторной, словно палатка. На его губах под рыжеватой бородой застыла презрительная ухмылка. Нисрин, Роджиан и Катрин заслонили меня, но он не уходил.
– Встань! – приказал он, но я продолжала лежать, и он пнул меня. – Ты! Девчонка в розовой кофте! Я сказал: встать!
Мы заплакали и крепче прижались друг к другу, но это еще больше раззадорило Салвана. Он нагнулся и попытался разнять нас, хватая за плечи и руки. Но мы все равно вцепились друг в друга. Наше сопротивление его сердило, и он кричал, чтобы мы встали, пиная нас ногами.
ИГИЛ спланировало все это заранее: как они захватят наши дома, как отберут девушек, кто будет сабия, кого дарить, а кого продавать.
В конце концов эта стычка привлекла внимание охранника, который подошел и стал так больно бить нас по рукам палкой, что нам пришлось разомкнуть объятия. После этого нас растащили. Салван с ухмылкой навис надо мной, и я впервые разглядела его лицо. Глаза тонули на широком толстом лице, которое казалось целиком покрытым волосами. Он выглядел не человеком, а чудовищем.
Сопротивляться не было сил.
– Я пойду с тобой, – сказала я. – Но ты должен взять Катрин, Роджиан и Нисрин.
Нафах подошел посмотреть, в чем дело. Когда он увидел меня, его лицо исказилось от гнева.
– Опять ты! – воскликнул он и дал каждой из нас по пощечине.
– Я не пойду без них! – крикнула я в ответ, и Нафах принялся осыпать нас ударами, пока у нас не онемели лица, а у Роджиан изо рта пошла кровь.
Потом они с Салваном схватили меня с Роджиан, оторвали от Катрин и Нисрин и поволокли вниз по лестнице. Под шагами Салвана скрипели ступени. Я не попрощалась с Катрин и Нисрин и даже не оглянулась, когда меня уносили.
Нападение на Синджар и захват девушек в качестве секс-рабынь не было спонтанным решением какого-нибудь боевика в пылу сражения. ИГИЛ спланировало все это заранее: как они захватят наши дома, как отберут девушек, кто будет «сабия», кого дарить, а кого продавать. Они даже обсуждали этот вопрос в своем красочном пропагандистском журнале «Дабик», привлекая на свою сторону новичков. На своих базах в Сирии и Ираке они несколько месяцев составляли планы работорговли, определяя, что дозволяется, а что нет по исламским законам, и записали эти жестокие правила, чтобы им следовали все члены «Исламского государства».
Ознакомиться с этими положениями может каждый – их подробности изложены в инструкции, изданной Департаментом исследований и фатвы «Исламского государства». Они производят гнетущее впечатление отчасти из-за самой темы и отчасти из-за того, как ее формулирует ИГИЛ – как будто это государственный закон, авторы которого полностью уверены, что их поступки оправданы Кораном.
«Сабия» можно подарить или продать по прихоти хозяина, «потому что они просто собственность», – говорится в инструкции «Исламского государства». Женщин нельзя отделять от маленьких детей – поэтому Дималь и Адки оставили в Солахе – но больших детей, как Малика, забирать у матерей можно. Существуют правила относительно того, что делать, если сабия забеременеет (тогда ее нельзя продавать), или если ее хозяин умрет (она передается как «часть его наследства»). Хозяин может заниматься сексом с несовершеннолетней рабыней, если она «подходит для полового сношения», а если нет, то полагается «наслаждаться ею, не вступая в сношение».
