Адмиралтейство действительно стремилось провести конвой PQ.17 как можно дальше к северу от мыса Нордкап. Приблизительно три часа назад Уайтхолл сообщил адмиралу Гамильтону неожиданные результаты последней воздушной разведки ледовой обстановки в этом районе. Это сообщение было получено в 17.45, как раз в тот момент, когда с крейсера «Лондон» намеревались катапультировать самолет для ледовой разведки. В результате разведки, произведенной во второй половине дня 2 июля, стало ясно, что проход между островом Медвежий и кромкой паковых льдов теперь расширился до 90 миль, поскольку во льдах появилась трещина и отколовшиеся льдины растаяли; летчик разведывательного самолета наблюдал на пути конвоя один участок, по-видимому, проходимого разреженного льда и отдельные небольшие айсберги высотой до десяти метров. До этого момента у Гамильтона не было никаких оснований считать, что ширина прохода больше 40 миль, как это было отмечено разведкой неделю назад. Гамильтон позднее заметил, что перспектива представилась ему в тот момент «более обнадеживающей». Он отложил вылет самолета на ледовую разведку и послал его вместо этого к «Кеппелу» — флагману сил охранения — с указаниями капитану 3 ранга Бруму провести конвой в семидесяти милях севернее острова Медвежий, а затем держаться на удалении четырехсот миль от авиационной базы Банак в Северной Норвегии.
Когда в 19.00 самолет приблизился к «Кеппелу», последний принимал в это время топливо с танкера «Олдерсдейл». Это был уже второй раунд пополнения запасов топлива прожорливыми эсминцами. Капитан 3 ранга Брум наблюдал, как самолет передал с помощью сигнального фонаря Олдиса новые указания о маршруте конвоя, а также сообщение, что Гамильтон намерен остаться со своими силами в тридцати милях к северу; в дополнение к этому самолет сообщил, что американский эсминец «Роуэп» должен возвратиться в состав эскадры крейсеров. В 20.00 Брум изменил курс конвоя к северо-востоку (53°).
Между тем адмиралтейство оценило обстановку так же, как и Гамильтон, и в 19.08 направило Бруму указание пройти по меньшей мере в пятидесяти милях севернее острова Медвежий. Однако, когда в 21.30 командир сил охранения сообщил адмиралтейству свой фактический курс, стало ясно, что Брум решил не следовать указаниям Гамильтона и вел конвой, склоняясь дальше к востоку, что и Гамильтон и адмиралтейство считали целесообразным ввиду угрозы воздушных атак противника. У командира сил охранения были основания утверждать, что с точки зрения угрозы воздушных атак для неповоротливого, идущего со скоростью восемь узлов конвоя было почти безразлично, находится ли он в трехстах или пятистах милях от аэродромов противника. Брум считал более благоразумным быстрее продвигаться на восток, используя благоприятные условия плохой видимости, чем терять время на обход по маршруту вне пределов радиуса действия немецкой бомбардировочной авиации. Разве приказы адмиралтейства неделю назад недостаточно ясно указывали, что конвой должен «двигаться на восток даже в том случае, если он будет нести потери»? Тови впоследствии поддержал аргументацию Брума.
Около 21.00 3 июля Гамильтон получил шифровку из Уайтхолла, в которой сообщалось, что «Тирпиц», «Хиппер» и четыре эсминца определенно вышли из Тронхейма, однако пятью часами позднее адмиралтейство дополнительно сообщило, что, хотя эти корабли идут на север, непосредственной угрозы конвою пока не существует. Поскольку туманная погода в Баренцевом море благоприятствовала переходу конвоя, адмиралтейство пока больше ничего не предпринимало и намеревалось ждать развития событий. И на торговых судах и на кораблях охранения, после того как они вошли в зону вероятных боевых действий, оптимизм экипажей, наблюдавшийся в предшествующие дни, сменился нервозностью. Многие моряки отказывались от сна в своих кубриках, так как опасались ночных торпедных атак противника; коки и другие моряки подобных специальностей, которые обычно проводили большую часть времени в помещениях на нижних палубах, стремились теперь устроиться для сна как можно выше ватерлинии 35. В 04.30 4 июля Гамильтон передал на свои корабли, что они будут следовать теперешним курсом до 06.00, после чего повернут на юг, в направлении конвоя, чтобы занять место на его южном фланге, со стороны Норвегии.
Все немецкие военные корабли находились теперь в Вест-фьорде и Альтен-фьорде.
Исключение составляли лишь поврежденный «Лютцов» и три эсминца, которые «вышли из игры». Корами с нетерпением ждали кодового сигнала из Киля, чтобы выйти в море и атаковать конвой. Но командование в Киле ничего не могло предпринять без санкции штаба руководства войной на море в Берлине, а тот в свою очередь был связан приказом Гитлера — прежде чем атаковать конвой, необходимо установить местонахождение союзных авианосцев и нейтрализовать их.
К концу второй половины дня 3 июля немецкий штаб руководства войной на море оказался перед необходимостью принять важное решение, ибо союзный авианосец был обнаружен, но вскоре снова потерян: в 13.50 разведывательный самолет обнаружил и следил в течение трех часов за крупным соединением сил противника (оно включало авианосец), находившимся приблизительно в трехстах милях юго-западнее конвоя.
Этот самолет фактически видел соединение линейных сил адмирала Тови, когда оно шло на свою позицию прикрытия конвоя с южных направлений.
[5] Однако приблизительно через час после обнаружения сил союзников первым самолетом второй немецкий самолет донес, что он видел такое же соединение противника в ста милях юго-восточнее первого. Это обстоятельство, естественно, внесло элемент неопределенности в планы немецкого командования, так как в составе «второго соединения» летчик якобы видел авианосец и два линейных корабля. Фактически никакого второго соединения не существовало: ни Тови, ни Гамильтои, который удерживал свои корабли в сотнях миль севернее, не доносили в это время о появлении над их соединениями разведывательных самолетов противника. В результате этого ошибочного донесения немецкое командование считало, что в арктических водах находится второй авианосец, который нужно найти и нейтрализовать до выхода в море немецких линейных сил. Принять решение стало еще труднее.
Немцы сразу же осознали возможность ошибки: оперативный отдел их штаба оказался достаточно сообразительным, чтобы выдвинуть гипотезу, что фактически было только одно соединение, но тот или другой летчик неправильно определил его место; все соединение могло состоять из авианосца, двух линейных кораблей, трех крейсеров и пяти эсминцев. Несмотря на заступничество командования ВВС на Лофотенских островах за двух своих летчиков и подтверждение их способностей опознавать морские цели и определять их координаты, адмирал Шмундт считал, что сосредоточение двух таких соединений тяжелых кораблей маловероятно; командующий ВМС группы «Север» в Киле. присоединился к этому мнению, но все же предостерег, что полностью исключать возможность нахождения в этих водах двух таких соединений было бы неразумным. Нельзя было, например, объяснить, что произошло с другой группой тяжелых кораблей — «линкором» и тремя крейсерами,
[6] которые были опознаны два дня назад в районе Исландии. Таким образом, несмотря на то что на любом уровне в ВМС — от командующего немецким флотом на севере Шнивинда, Карлса и до Редера —.не считали, что такие слабые силы противника могли бы серьезно воспрепятствовать проведению операции, в Германии в целом превалировали неопределенность и сомнения; успокаивало лишь то, что действия кораблей в операции при необходимости можно было бы приостановить в любой момент. Немецкий штаб руководства войной на море был убежден, что движение двух групп линейных сил все еще не обнаружено противником. Тем не менее ограничения, наложенные фюрером, оставались в силе: хотя авианосцы противника были найдены, они еще не были нейтрализованы, а туман делал тщетными все попытки вновь обнаружить линейные силы противника.
