Он смеется.
– Что ты собираешься делать – ударишь меня? Сорвешься? Уверен, это не сработает.
– Нет, – говорю я. – Я собираюсь все закончить. Мне жаль.
– Тебе жаль?
– Мне жаль, что все хорошее произошло только после того, как я оставил тебя.
Тоскливиус выглядит растерянным. Я закрываю глаза, потом представляю, что отворяю все двери, распахиваю все окна, поворачиваю каждый кран – и вливаю в него свою силу.
Он не вздрагивает и не отстраняется. А когда я открываю глаза, он все еще смотрит на меня, уже менее озадаченно.
Тоскливиус кладет руки поверх моих и слегка кивает мне. Его губы лишены улыбки, во взгляде – суровость. Даже сейчас он выглядит маленьким подонком.
Я киваю в ответ.
И отдаю ему всю силу.
Отпускаю ее.
Маг пытается растащить нас – он кричит на меня, ругается, – но я прикован к центру земли, а руки Мага проходят сквозь Тоскливиуса. Мальчик постепенно исчезает, мне становится сложнее держать руки у него на плечах.
Вряд ли я причиняю ему вред. Тоскливиусу. Он просто выглядит уставшим.
Он лишь дыра. Все, что остается после того, как я перегораю.
Да, иногда дыры хотят стать больше, но Баз ошибался: иногда они просто хотят наполниться.
Я отдаю Тоскливиусу все без остатка и чувствую, как он тянет меня за собой. До этого я изливал в него магию, но теперь ее высасывают из меня. Погружают в вакуум.
Мои руки проскальзывают сквозь плечи Тоскливиуса, но магия не перестает литься в него.
Я падаю на колени, и поток усиливается.
Кончики моих пальцев покалывает. Я чувствую запах дыма. По коже пробегают искры.
«Нет, я не срываюсь, – думаю я. – Я гасну».
Глава 83
Баз
Скорее всего, мы опоздали.
И к тому же, не считая полного провала, у меня ужасная жажда: я могу осушить клайдесдальскую лошадь.
Нужно выпить кровь спаниеля того яппи и спасти его из столь жалкого состояния.
Или же спасти Банс.
Мы поднимаемся по холму, впереди виднеется школа. Я готов на полной скорости проехать сквозь широко распахнутые ворота, но «ягуар» застревает в снегу. Мы с Банс выбираемся из машины и бежим через Большую Поляну.
С потрясением видим бегущую нам навстречу Веллбилав. Она похожа на испуганного кролика.
Пенелопа
Агата всхлипывает и задыхается, несмотря на снег, она бежит, как Джессика Эннис. Жаль, что в Уотфорде нет легкоатлетической команды.
Она не останавливается, когда видит нас, только хватает меня за руку и пытается потянуть за собой.
– Беги, – говорит Агата. – Пенни, беги! Это все Маг!
– Что Маг? – Я хватаю ее за вторую руку, и она обегает меня по кругу.
– Он злой! – говорит она. – Это точно!
Баз пытается схватить ее за плечо:
– Саймон там?
Агата отстраняется от него, побежав задом наперед и снова к нам.
– Он только что там появился, – говорит она. – Но Маг злой. Он сражается с пастушкой.
– Эб? – спрашиваю я.
– Он пытался навредить мне. Собирался что-то сделать, забрать… Ему нужен Саймон.
– Идем! – кричит Баз.
– Идем с нами, – говорю я Агате. – Пойдем, поможешь нам.
– Я не могу, – говорит она, качая головой. – Не могу.
И убегает.
Баз
Веллбилав бежит в одном направлении, Банс – в другом. Со стороны школы раздается шум, будто искусственный гром или ураган, бьющий по жестяной крыше.
Я бегу за Пенни по подъемному мосту. Как только мы добираемся до внутреннего двора, становится ясно, где Саймон: в Белой Часовне выбило все стекла. Оттуда валит дым, а стены словно мерцают, как марево на горизонте.
Воздух насыщен магией Саймона. Запахом горящей сырой древесины.
Банс оступается, закашлявшись. Я беру ее за руку и прислоняюсь к ней, пытаясь поддержать. Я бы очень удивился, если бы сейчас она смогла наложить заклинание-клише.
– Порядок, Банс?
– Саймон, – говорит она.
– Я знаю. Ты сможешь вытерпеть?
Она кивает, вырываясь из моих рук и решительно взмахивая хвостиком.
Чем ближе мы подходим к Часовне, тем гуще становится вонь.
Внутри здания царит неестественная темнота, будто, помимо света, здесь нет чего-то еще. Мне кажется, я чувствую Тоскливиуса, этот зуд и тягу, но палочка в моей руке еще активная.
Что-то накатывает на меня, словно волна воздуха или магии, и Банс снова падает вперед. Я подхватываю ее.
– Нам не обязательно туда идти, – говорю я.
– Нет, – отвечает она, – обязательно. Мне обязательно.
Я киваю. На этот раз не отпускаю ее. Мы идем вместе в самую гущу этого кошмара, вглубь Часовни, сквозь двери, по коридорам.
Мой желудок сжимается.
Воздуха не осталось, кругом лишь Саймон.
Банс распахивает еще одну дверь, и мы оба закрываем глаза руками. Внутри ярко, как при пожаре.
– Наверх! – кричит Банс.
Пытаюсь взглянуть, куда она указывает. Свет врывается в темноту, потом отступает. Кажется, что исходит он из отверстия в потолке – в двадцати футах над нами.
Банс поднимает руку, чтобы произнести заклинание, но вместо этого хватается за живот.
Я обнимаю ее левой рукой, потом указываю палочкой на люк:
– «На крыльях любви!»
Это сложное и древнее заклинание, и работает оно, только если ты постиг Великий Сдвиг Гласных Шестнадцатого Века и если ты без ума от любви.
Мы с Банс пролетаем сквозь люк, и я даже не пытаюсь прикрыть нас, поскольку это невозможно.
Мы появляемся в комнате слишком громко и эффектно, потом приземляемся на колени в разбитое стекло и пытаемся прийти в себя. Банс тошнит.
В секунды между яркой вспышкой и полной темнотой я вижу в центре комнаты Саймона: он держит Тоскливиуса так, будто собирается сказать ему нечто важное.
У Саймона опять появились красные крылья, сейчас они распахнуты.
Маг тоже здесь. Он беспомощно цепляется за Саймона, но ничто не способно сдвинуть Сноу с места, когда он так выглядит – плечи ссутулены, подбородок выпячен.
Банс стоит на четвереньках, пытаясь поднять голову.
– Что он делает? – хрипло спрашивает Банс, потом ее снова тошнит.
– Не знаю.
– Стоит ли нам остановить его?
