– Ага, – отвечаю я. – Целиком и полностью.
– Для тебя такое в порядке вещей?
Я закатываю глаза:
– Нет.
– Тогда откуда ты знаешь, что ты гей?
– Просто знаю. А как можно не знать?
– Понятия не имею, – говорит Сноу, сцепив наши ладони в замок и крепче сжав мою руку. – Пытаюсь об этом не думать.
– О том, что ты гей?
– Ни о чем. Я составляю целые списки того, о чем не надо думать.
– Зачем?
– Мне больно думать о вещах, – говорит он, – которые я не могу иметь или изменить. Лучше совсем о них не думать.
Я вожу большим пальцем по тыльной стороне его ладони:
– А я есть в твоем списке?
Сноу снова смеется и качает головой, его волосы касаются моих.
– Раскатал губу. – Его голос кажется сонным. – Не думать о тебе… это как не думать о слоне, который стоит у меня на груди.
Я размышляю над его словами.
Значит, Сноу думает обо мне.
Расплываюсь в улыбке:
– Не знаю, комплимент ли это…
– И я не знаю, – говорит Сноу.
– Значит, ты не думаешь, – произношу я.
– Это бессмысленно.
Я приподнимаюсь на локте и смотрю на Сноу сверху вниз:
– Не понимаю. Ты самый могущественный волшебник среди ныне живущих – и, возможно, среди всех, кто когда-либо жил. Можешь получить все, что пожелаешь. Почему же думать обо всем этом бессмысленно?
Сноу привстает на обоих локтях и наклоняет ко мне голову:
– Потому что это не имеет значения. В итоге я делаю то, чего от меня ожидают. Когда за мной приходит Тоскливиус, я борюсь с ним. Когда он насылает драконов, я их убиваю. Когда ты заманиваешь меня на встречу с химерой, я срываюсь. Мне не надо ничего выбирать или планировать. Я просто принимаю все как есть. И однажды что-нибудь настигнет меня врасплох или окажется слишком необъятным, чтобы с ним бороться, но я все равно не отступлю. Я буду бороться до тех пор, пока могу. О чем же здесь думать?
Саймон снова ложится на пол. Я дотягиваюсь рукой до его волос и очень осторожно убираю кудряшки со лба. Он закрывает глаза.
– Я всегда думал, что ты убьешь меня, – говорю я.
– И я тоже, – отвечает он. – Но я старался не думать об этом.
Зарываюсь пальцами в его волосах. Они гуще, чем у меня, и кудрявые, а еще в свете огня переливаются золотом. На щеке у Сноу есть родинка, которую я хотел поцеловать с двенадцати лет. Я так и делаю.
– Как же долго, – говорю я.
– Хмм? – Он приоткрывает глаз.
– Как же долго я хотел это сделать. Практически с момента нашего знакомства…
Сноу снова зажмуривается и невольно улыбается. Я тоже улыбаюсь, но только потому, что он не видит.
– Я думал, это убьет меня.
Глава 63
Агата
Меня будит Пенелопа, стягивая одеяло. Я снова им накрываюсь.
– Просыпайся, Агата. Нам пора.
– Я сплю. Поеду позже.
– Нет же, нам пора ехать. Сейчас. Идем.
Я лежу в изножье ее кровати. Мы так и проспали всю ночь, и она все время пинала меня в спину.
– Уходи, Пенелопа.
– Я пытаюсь. Но мне нужно, чтобы ты меня подвезла.
– Куда подвезла? – Я открываю глаза.
– Не могу тебе сказать. Пока. Но скажу.
– В Лондон?
– Нет.
– Пенни, сегодня сочельник. Мне нужно домой.
– Знаю!
Она уже одета. Ее волосы забраны сзади в огромный пушистый хвост, который наверняка стал бы волнистым и красивым, если бы она воспользовалась средствами для ухода. Хоть чем-нибудь. Пусть даже лосьоном для рук. Или кремом для бритья.
– Агата, ты обязательно поедешь домой. Но сперва мне нужно, чтобы ты отвезла меня за город.
– Зачем?
– Это сюрприз?
– Нет.
– Приключение?
– Я еду домой.
Пенни вздыхает:
– Нам нужно помочь Саймону.
Я закрываю глаза и отворачиваюсь от нее.
– Агата? Давай же… Это да или нет? Если нет, то могу я взять твой «вольво»?
Глава 64
Баз
Я просыпаюсь на час раньше Сноу.
Сложно не смотреть на него, пока он спит.
Я и раньше это делал – довольно часто, – но думал, что ничего большего никогда не получу. Тогда наблюдение за Сноу было мне утешительным призом.
Я до сих пор не уверен, что между нами происходит. Прошлой ночью мы целовались. И еще утром. Очень долго. Значит ли это, что мы и сегодня займемся тем же? Он даже не понимает, гей ли он. Вздор, конечно. Но Сноу сам по себе – сплошной вздор.
Он лежит на моем диване, а я сижу возле его ног. Сноу перекатывается на подушки, пряча в них лицо.
– Тебе не обязательно следить за мной во сне, – говорит он, – только потому, что мы обнимаемся.
– Только потому, что мы обнимались, – поправляю я. – И я не слежу за тобой, а пытаюсь понять, как тебя разбудить, чтобы ты не направил на меня меч.
– Я уже проснулся, – говорит Сноу, кладя подушку себе на голову.
– Идем. Банс уже в пути.
Он поднимает подушку:
– Что? Зачем?
– Я ей сказал, что у нас появилась новая информация. У нее, кстати, тоже. Решили устроить собрание.
Сноу садится:
– Значит, она просто приедет сюда?
– Да.
– В твой готический особняк?
– Он не готический, а викторианский.
Сноу потирает голову.
– Это ловушка? Ты заманил нас всех сюда, чтобы убить? – спрашивает он с неподдельным подозрением.
– Каким же образом я заманил вас? Ты сам автостопом добрался до моей двери.
– После того, как ты пригласил меня, – парирует Сноу.
– Да. Ты меня подловил. Я злодей. – Я поднимаюсь с кровати. – Увидимся в библиотеке, когда ты приведешь себя в порядок.
Пытаюсь не умчаться из комнаты так, будто сбегаю от Сноу: спокойно покидаю спальню, потом все же мчусь вниз по ступенькам.
Не знаю, чего я ожидал. Чтобы он открыл глаза и, увидев меня, притянул бы к себе, поцеловал своими восхитительными губами и проговорил: «С добрым утром, дорогой»?
Саймон Сноу никогда не скажет мне «дорогой».
