– Я знала Люси Солсбери, – говорит Хелен. – Мы вместе учились в школе.
Хелен всегда дожидается момента, когда мама отойдет, чтобы заговорить со мной. Мама предпочитает более формальные отношения, но Хелен всегда относилась ко мне как к члену семьи. Не из близкого круга, скорее как к племяннице. Но мне кажется, Саймон нравится ей больше.
– Люси была на несколько лет старше, – говорит Хелен. – Все девчонки с моего курса с ума посходили, когда услышали про ее побег. Мы думали, это так романтично. И пугающе!
– Она и правда убежала?
– Так мы слышали. Она встретила мужчину и уехала… в Калифорнию.
– Калифорнию!
– Я раньше часто думала о ней, – говорит Хелен. – Блондинка с длинными волосами, загорающая на песке…
Я ложусь в постель, так и не переодевшись в праздничный наряд, и достаю украденную фотографию. Держу ее перед собой.
Люси Солсбери убежала от магии.
Она встречалась с самым могущественным магом из живших тогда, парнем, который вот-вот должен был завладеть нашим миром. И сбежала.
Профессор Банс сказала, что Люси сама была могущественной волшебницей. Она могла бы стать Первой Леди в магии. Или же править рука об руку с Магом. Но она ушла…
Было ли дело в ребенке? Забрала ли она его с собой?
Может, она воспитывает его в мире нормалов. Может, Люси Солсбери подарила себе и ребенку возможность расти вдалеке от всей этой нервотрепки. Вдалеке от такого отца, как Маг, в мире без войны за его наследие.
Этому ребенку удалось спастись.
Зато Саймон попал в ловушку.
Глава 69
Люси
Я была счастлива.
Я любила его.
И он всегда был скорее хорошим, чем плохим.
Он и до сих пор, наверное, такой. Один человек может вместить в себя и то и другое.
К окончанию Уотфорда мы уже встречались. У Дэйви был коттедж, который он унаследовал от бабушки, и я уехала туда с ним. Родителям солгала – они никогда не любили Дэйви.
В те дни он почти все время читал, писал письма и памфлеты, которые отправлял магам-ученым.
У него не возникало желания увидеться с друзьями или просто куда-нибудь сходить. Помню, как однажды мы ездили в Лондон на ужин с Митали и Мартином, чтобы навестить их малыша. Я надела длинную крестьянскую юбку, а в волосы вплела зачарованные цветы. Я была так рада увидеть своих друзей. Увидеть Митали.
Поначалу все шло хорошо. Мы пили красное вино, и я свернулась клубком в большом кресле папасан, а Дэйви завел с Митали разговор о Ковене – она проводила кампанию ради места в совете.
– Ты ничего не изменишь, – сказал он. – Ничего не изменится.
– Знаю, что ты так считаешь, – ответила она. – Я читала твои письма.
– Правда? – Это разожгло его интерес. Он подался вперед, покачивая бокалом между коленей. – Тогда ты знаешь, что единственным выходом будет революция.
– Я знаю лишь одно: все изменится к лучшему, если хорошие люди будут отстаивать истинные ценности.
– Думаешь, Ковен интересуют «хорошие люди» и «истинные ценности»? Думаешь, Наташу Гримм-Питч интересует твой идеализм?
– Нет, – сказала Митали. – Но если я буду в Ковене, то получу столько же голосов, сколько и она.
Дэйви засмеялся:
– Двести лет в Ковене заседают те же имена, только лица изменились. На кресле директора в Уотфорде можно вырезать имя Питч. Их волнует лишь одно – защитить собственную силу.
Митали была не робкого десятка. В джинсах с широкими штанинами и бархатном пиджаке винного цвета, с волосами, ложащимися на плечи непослушными темными кудрями, она как раз выглядела радикально настроенной революционеркой.
– Они защищают нашу силу, – сказала она. – Весь мир магов.
– Так ли это? – поинтересовался Дэйви. – Спроси Наташу Гримм-Питч об уровне самоубийств среди низших магов. Спроси свой Ковен, что они делают для борьбы с палочкой пикси и другими магическими болезнями, которые не влияют на их сыновей и дочерей.
– Как революция поможет пикси? – фыркнула Митали. – Как кому-то из нас поможет то, что мы отбросим в сторону многовековые традиции и накопленные знания?
– Мы создадим лучшие традиции! – прокричал Дэйви.
Думаю, он не осознавал, что кричит.
– Напишем новые правила кровью?
– Если понадобится! Да! Да, Митали! Это тебя пугает?
Мы ушли вскоре после этого. Я сослалась на головную боль.
Дэйви все еще был взбудоражен из-за вина, но не дал мне сесть за руль. Он даже не заметил, как я наложила на него заклинание «Держать курс!».
После этого мы больше не ездили в Лондон.
Мы редко покидали коттедж. У нас не было телефона или телевизора. Я купила у соседнего фермера цыплят и зачаровала их, чтобы они не уходили далеко. Писала длинные письма матери. Сплошные выдумки. Дэйви почти все время сидел дома наедине со своими книгами.
Я называла их его книгами, но все они были украдены из Уотфорда. Он возвращался назад и брал новые, когда ему хотелось. С его могуществом он мог сделать себя чуть ли не невидимкой.
Иногда Дэйви уезжал на несколько дней, чтобы встретиться с другими магами-активистами. Но возвращался он всегда более удрученным, чем до поездки.
Он бросил мысли о революции. Его памфлетов никто не читал.
Он бросил все, за исключением идеи о Величайшем Маге. Думаю, Дэйви стал бы величайшим из Величайших Магов-ученых в истории магии. Он знал наизусть каждое пророчество, исписал ими каменные стены нашего коттеджа и представил каждое предложение в диаграммах.
Когда я приносила ему еду, он порой спрашивал моего мнения. Как я думаю, что означает вот эта метафора? Рассматривала ли я когда-нибудь такую интерпретацию?
Помню утро, когда я прервала его, принеся ему яйца и овсянку. Кроули, мы ели так много овсянки! Цыплят я тоже кормила ею.
Можно умножить еду с помощью магии, можно сделать еду из подушек и свечей. Можно призвать птиц с неба и оленей с полей. Но иногда нет ничего.
Иногда ничего и не было.
– Люси, – сказал он.
Его глаза светились. Он не спал всю ночь.
– С добрым утром, Дэйви. Поешь хоть что-нибудь.
– Люси, мне кажется, я разгадал загадку. – Он приобнял меня за бедра и притянул к своему креслу. Как же сильно я любила его в тот момент! – Что, если оракулам приходили одни и те же видения, потому что они не были пророчествами? А скорее планом к действию? Люси! Что, если они должны привести нас к изменениям, а не предсказывать их? Мы сидим и ждем, что нас спасут, когда пророчества говорят нам, как спастись?
