Пушки струга дали залп. Одно ядро прошло выше, второе подняло фонтаны воды в недолете от ладьи.
Баймак крикнул:
– Стреляют, псы! А ну, ребята, заряжай пушку дробом!
Пятак управлял ладьей, заряжать орудие бросились сам Баймак и Ермак. Но они не сделали этого, так как струг приблизился к ним и дал второй залп. На этот раз ядра пробили борта, вывернули подстройку, снесли мачту, оборвали канаты, которыми была закреплена пушка. Благо татары не применили дроб, а то посекли бы и Баймака, и мужиков.
Служивый татарин и Ермак бросили пушку и перебежали к корме.
Пятак крикнул им:
– Прыгайте в воду и плывите к берегу. Я тут сам как-нибудь.
– Что сам? – вскричал Ермак. – Ты сперва подумай, а потом говори! Вместе пришли, так и уйдем. Или останемся тут навсегда, но тоже все трое.
– Чего попусту всем погибать?
– Ты рули, не болтай! – крикнул Пятаку Баймак и вместе с Ермаком перешел к дальнему от струга борту.
Все ждали третьего залпа, который мог разнести судно на части, затопить его. Однако выстрелов не последовало.
Объяснялось это просто. При доставке пороха с ладьи люди Сагира Башета уронили в воду четыре бочонка, а удержали всего один. Хорошо, что они застряли в сети, брошенной со струга. Татары достали их и как ни в чем не бывало выставили рядом с пушками, чтобы избежать наказания за небрежность. Никто из них не предполагал, что придется пускать в ход судовую артиллерию. Вот они и остались с подмоченным порохом, от которого не было никакого проку.
Узнав об этом, мурза взревел от ярости. Он разбил кувшин с кумысом, когда ему сказали о том, что Сагир Башет собирался сдаться в плен. Захир немного успокоился, когда кормчий сообщил ему о том, что того прибили свои же люди, тут же павшие от стрел русских воинов.
– Что у нас? – спросил он у кормчего.
– Ладья, пробитая двумя ядрами, резко сбавила ход. Сейчас она еле тащится.
– Но на ней есть пушка и, в отличие от нас, сухой порох.
– Пушка тоже сбита. На ладье всего трое. Один вроде татарин, двое русских, не похожих на ратников. Но рулевой ушлый. Он ведет судно нам наперерез. Однако мы должны успеть проскочить.
– Как будете рядом, поджигайте эту проклятую ладью.
– Да, господин.
– Ступай!
Выпроводив кормчего, он упал на колени и начал истово молиться, просить у Всевышнего спасения. Но только для себя. До всех остальных ему не было никакого дела. Пусть они погибнут здесь, но он должен выжить, вернуться в Казань, выставить себя героем, уцелевшим в схватке с проклятым русским войском. Сделать это будет гораздо проще, если в живых останется как можно меньше воинов.
После всех жутких передряг он заберет с собой наложниц и уедет в уютную, такую дорогую сердцу деревню Алат, где отдохнет телом и душой. Потом Захир отправится в Астрахань или сразу в Крым. Если, конечно, до того не станет казанским ханом.
В это время струг шел к выходу на реку. Гребцы и нукеры, взявшиеся за весла, работали изо всех сил. Ладья, захваченная их врагами, потеряла скорость. Она кое-как двигалась наперерез, но получила слишком большие повреждения. Баймак и Ермак никак не могли разогнать ее двумя веслами.
Вскоре струг таранным ударом сбил носовую часть ладьи. Заскрежетали доски. Струг развернул ладью и продвинулся вперед. Несколько гребцов по приказу мурзы бросили работу и осыпали судно, захваченное противником, зажженными стрелами. Дерево взялось огнем.
Струг наконец-то вышел на реку. Там рулевой резко выправил судно, и его правый борт тут же стал отличной мишенью для русских лучников. Им удалось подстрелить всех гребцов, сидевших там.
Однако тут свою роль сыграло течение, довольно быстрое в этом месте. Да и густой лес помешал ратникам особой дружины преследовать судно по берегу, чтобы поджечь его. Струг скрылся за поворотом.
Из горящей ладьи выпрыгнули Баймак, Пятак и Ермак. Они поплыли к берегу.
Княжич стоял у сходен и смотрел, как уходит под воду горящая ладья. Вторая же, севшая на мель, сильно накренилась.
К нему подошел Бессонов и сказал:
– Такие вот невеселые у нас дела, Дмитрий Владимирович.
– Да, Гордей, упустили мы мурзу. Во всем виноват я. Надо было отсечь шатер от берега.
– Это ничего не дало бы. Напротив, мы потеряли бы отряд. На струге, кроме гребцов, были и десять нукеров.
– А я думал, что-то мало их, когда они сидели у костра и дрались с нашими. Ты прав. И Баймак с мужиками не успели перекрыть выход из затона.
– Да, повезло мурзе, что уж тут сказать.
Савельев посмотрел на Бессонова и заявил:
– Это нынче ему повезло. Сегодня у мурзы белая полоса в жизни, а мы создадим и черную.
Бессонов взглянул в глаза княжичу и спросил:
– Мыслишь идти за мурзой на земли ханства?
– Да! – отрезал Савельев.
Бессонов пожал плечами.
Появился Уваров и проговорил:
– Княжич, бой закончен, стан мурзы захвачен, сам он кое-как ноги унес. А где невольники, жители Веселки, Покровки и Бродов, захваченные басурманами?
– Да, действительно, где они? Ведь татары привели оттуда много люда. А в округе и поблизости никого нет, – сказал Бессонов.
Княжич снял шлем, вытер лоб и произнес:
– Так, мы зашли с юга, там никого не было. Уж десятки невольников мы обязательно засекли бы, от болот пришли Баймак с мужиками. Там тоже пленников быть не может. На севере через затон река. Значит?..
Бессонов продолжил:
– Значит, они где-то на востоке и недалеко от татарского стана.
– Гордей, возьми с собой ребят Рябого. Осмотрите восточную часть леса. Найдите невольников, – распорядился княжич.
– Понял, исполняю!
Гордей Бессонов, Боян Рябой уже вскочили на коней, и тут Дмитрий воскликнул:
– Стойте! У нас же есть пленный. Он должен знать, где невольники.
– И то верно.
Воины притащили раненого татарина к шатрам. Он лежал на земле и постанывал.
Княжич с Бессоновым и Агишем подошли к нему.
– Ты живой? – спросил Дмитрий пленника.
– Едва живой, воевода.
– Ну, коли так, то нечего мучиться, лучше смерть.
– Нет, воевода, мне уже куда лучше.
Савельев повернулся к Агишу, переводившему разговор, и сказал:
– А ну, Ильдус, посмотри рану. Я уже глядел, вроде нутро не особо пострадало. Ты же в этих делах разбираешься.
– Маленько, княжич, я не знахарь.
– Погляди.
