– Попросить можно, – рассудила девушка. – За результат не ручаюсь. Взял бы сам – и заварил. Избаловали тебя твои поклонницы!
Кампо отреагировал вяло. Бухнулся на свободный стул, бормотнув: «От них дождешься!», и сунул нос в газету. Первая страница, страница вторая, третья…
– Ах ты!
Тряхнул головой и прочел вслух:
– «Имперское министерство авиации разъяснило, что генерал Гуго Шперрле находится в Варшаве с частным визитом, не связанным с событиями на польско-советской границе. Строительство же новых аэродромов на востоке Польши никак не касается интересов Рейха и является внутренним польским делом».
Эксперт Шапталь могла лишь удивиться.
– И что? Кто такой этот Шперрле?
Красавчик тяжело вздохнул:
– Не художник. Командир легиона «Кондор». Его из Венгрии начали выводить два дня назад. Вот, значит, куда клюв нацелили!
Мод представила себе клювастую птицу с распростертыми черными крыльями. Белая шея, острые перья вразлет…
– А что такое легион «Кондор»?
* * *
Разговор с Сальвадором Дали потом вспоминался не раз. Поразмыслив, эксперт Шапталь признала мысль о «цветной фотографии» вполне здравой. Великие, такие как Энгр, творят свои собственные миры. Подобное подвластно немногим, остальные лишь копируют сотворенное не ими. А в этом деле многое зависит от фотоаппарата, то есть мастерства и опыта, и от взгляда на мир – стеклянной пластинки с эмульсией. У Дали, горячего испанца, негативы оплывают, и мир начинает таять, подобно восковой свече. У иных пластинки с браком, тусклые, с трещинами и пятнами. А некоторым нравится разбивать стекло вдребезги, на мелкие осколки. Тр-р-ресь! Был мир Божий, а стал – абстракционизм.
С адептами нефигуративного искусства Мод никогда не спорила, принимая их, как есть и даже иногда сочувствовала убогим. Легко ли жить в расколотой, потерявшей форму Вселенной?
В городе-коммуне Макон, что стоит на берегах широкой, медленно текущей Соны, абстракционистов нашлось целых двое, оба пожилые, бородатые и худые. Полотен у каждого оказалось за сотню, и поначалу Мод даже испугалась такому обилию. Потом, рассудив, что хуже не будет, предложила бородачам самим отобрать по десятку «самых-самых» картин. Под личную персональную ответственность, ведь их увидит весь Париж, вся Франция!
Художники сурово нахмурились, осознав грандиозность задачи, а девушка, пообещав зайти через час, отправилась гулять по городу. Ничего примечательного не увидела, разве что древний каменный мост через Сону. На одной из предъявленных ей картин он тоже присутствовал – в виде цепочки разноцветных пятнышек.
Вернулась, взглянула на «самые-самые», честно пытаясь сохранить серьезный вид, и отправила творцов на почту. Пусть сами отправляют свои пятнышки с кубиками в Париж!
– И рецептов тут никаких нет, – резюмировал Арман Кампо. – Предлагают молочный десерт с бенгальскими огнями. Я воздержался.
Кемпинга в Маконе тоже не нашлось, и «Вспышку» временно пристроили за рекой, в Сен-Лоране. Отсюда открывался прекрасный вид на все тот же мост, ночевать же в этом месте никак не хотелось. Река, песчаный пляж – и дома в сотне метров. Даже костра не зажжешь.
Выход предложил Жорж Бонис. Раскрыв карту, поводил пальцем и уверенно указал на проселочную дорогу, ведущую от шоссе к маленькому кружку с надписью «Шоффай». Что это такое, он и сам не знал, однако резонно предположил, что в этакой глуши можно спокойно выспаться. Что-то в его тоне показалось странным, но девушка решила не спорить. Шоффай так Шоффай!
* * *
– Интересно, зачем Жорж нас сюда завез? – как бы между прочим поинтересовался красавчик, допивая чай. В кемпере их было двое, усач отправился прямиком в ночь, как он выразился, перекурить и осмотреться.
Что именно можно увидеть в этих местах, Мод даже не представляла. Глушь действительно оказалась глушью. С шоссе свернули уже на закате. Дорога вилась среди полей, затем миновали небольшую рощицу и остановились на берегу маленькой речушки. Никакого Шоффая, чистое поле, ни домика, ни сарая. Тут-то Мод и задумалась, представив себя на месте шофера. Почему именно здесь? Заночевать можно и перед рощей, тем более последние километры пришлось ехать в полной темноте, включив фары дальнего света.
– Не у одного тебя есть тайны, – решила она. – Пистолет можешь не доставать, я Жоржу верю.
– А мне? – все так же, словно невзначай, уронил черноволосый.
Эксперт Шапталь поняла: спрошено не зря. Оглянулась для верности, поглядела на входную дверцу…
– Тебя я, Арман, не понимаю. Слишком ты разный. То жиголо, то наследный принц. Мне епископ в Монсальвате намекнул, что моя доля – по доске пешкой ходить. Вот я и думаю, кто за доской сидит?
– Это ты из-за Оршич, – Кампо сжал тонкие губы и еле заметно поморщился. – Ладно, расскажу, как есть. Мне она действительно очень понравилась. Замечательная девушка! И насчет женитьбы я не шутил, не тот случай. В чем моя выгода?
Тоже оглянулся – и перешел на шепот:
– Вероника Оршич связана с Германским сопротивлением. Это сейчас самая сильная подпольная организация в Рейхе. Мне нужно с ним договориться, но лучше – стать там своим. Мужу Оршич поверят больше, чем просто человеку со стороны. Это война, Мод, иногда приходится забывать о щепетильности. Тем более, я действительно мог бы ей помочь в суде. Ты бы на моем месте отказалась?
Эксперт Шапталь вспомнила разговор с господином министром. «Состав трибунала оценил бы данный поступок, как не слишком удачную уловку. Шансов подсудимой бы это точно не прибавило».
Тогда она поверила. Сейчас верила Арману. Хотела верить. В конце концов, в Монсальват они попали по ее вине.
Думала так и сказать. Не успела. Входная дверца с легким стуком отворилась…
– А не прогуляться ли нам? – вопросил Жорж Бонис, возникая из густой тьмы.
6
– Р-равняйсь! – выдохнул он, стараясь, чтобы получилось не хуже, чем у герра обер-фельдфебеля. – Смир-р-рно, дезер-ртиры!
Восемь человек, восемь карабинов. Кто-то успел разжиться патронами. Поделили честно – по обойме на каждого. Он – девятый, «Суоми» с пустым магазином и шведский «Наган» у пояса. Пять патронов в барабане, пачка в запасе.
– Вольно!
Командовать построение Лонжа не собирался, но подчиненные настояли. На войне – как на войне. Из десятка вызвавшихся уцелели семеро, еще один пристал в последний момент. Почти все «красные», клички – сплошная география. Дезертир Потсдам, дезертир Нюрнберг, дезертир Пфальц… На правом фланге – дезертир Митте. Куда же без него?
Девять немцев, трое поляков. Те не мешают, в сторону отошли, к самому краю поляны. Не враги, но и не союзники. Враги врагов… Сержант Агнешка старшая, при ней два крепких парня, белокурый и чернявый. Немцы в «рогативках», поляки в русских пилотках. У тех и у других ни погон, ни кокард.
