На последнем слове менеджер осеклась и поспешно прикусила язык.
— Чего ты еще не сделала? — переспросил я. — Подожди, ты перепихнулась с человеком, и знаешь только, что его зовут Антон, и он из Казахстана?
— А ты у каждой резюме спрашиваешь, да? — ехидно поинтересовалась девушка.
— Я-то хоть залететь не могу, — упавшим голосом ответил я.
Вот и спрашивается — ради чего я так унижался? Овчинка выделки не стоила. С самого начала на этой идее можно было поставить крест. Горбатого могила исправит — чего я надеялся от этой дуры добиться? Сам виноват — зря только время потерял. Лучше бы забрал свою крошку у Ашота, и привел ее в порядок.
— Лена, ты природу любишь? — задал я последний вопрос.
— Не очень, — ответила она. — А что?
— Подожди, Саша, — остановил меня Дима, который знал конец этого прикола. — Капитан Собакин, уголовный розыск, — представился опер, продемонстрировав девушке удостоверение.
— Опаньки, — протянула менеджер. — Что же сразу-то не сказали?
— Девушку этого молодого человека, — мент кивнул в мою сторону. — Похитили. И, скорее всего, не без участия вашего Антона. Ей угрожает смертельная опасность. Если вы располагаете какими-либо сведениями…
— Я все поняла, — поспешно закивала Лена. — Но я действительно ничего не знаю.
Ну не козел ли? Дима сразу мог махнуть ксивой, и проблем бы не было, она бы сразу выложила свое "не знаю", и конец базару. Что за садист Собакин? Что за извращенное наслаждение он испытывал, наблюдая за мной? Да, мент — он всегда мент.
— О чем-то же вы с ним разговаривали? — продолжал допрос опер. — Он же что-то говорил? Нам сейчас поможет любая, самая мелкая и незначительная на первый взгляд деталь.
— Да ни о чем мы с ним не разговаривали, — пожала плечами девушка. — Все больше про машины. Говорил, дело у него в Казахстане, машины продает.
— И все?
— Все, — заверила Лена.
— Спасибо, — Дима развернулся к выходу, увлекая меня за собой.
— Вы оказали неоценимую помощь следствию, — добавил я.
— Подождите, — окликнула менеджер. — Я не знаю, поможет ли это, но у Антона коробка накрылась.
— Коробка? Какая коробка? — не понял капитан.
— Коробка переключения передач, — пояснил я.
— Эх, коробка, — горько усмехнулся Собакин. — В городе столько мест, где коробку перебрать можно…
— Стой! — заорал я.
Я подлетел к Лене, заключил ее в крепкие, настоящие мужские объятия, какие девушке испытывать еще не приходилось, и покрыл поцелуями ее лицо. Отпустил я менеджера лишь когда она начала задыхаться.
— Лена, ты — гений! — подвел я итог. — Димка, погнали.
— Вот уж нет, — схватил меня за воротник опер. — Теперь ты, сначала, объяснишь куда.
— Димарик, у хрена этого кулачковая коробка передач, — затараторил я. — А железо для ее ремонта он может достать только в одном месте.
Оставалось надеяться, что этот Антон думает так же, как и я. Есть три способа достать кулачковые ряды: привезти с собой, купить в Челябе, и, последнее — заказать, а потом ждать недели две. Долго задерживаться в городе для казаха не только нежелательно, но и недопустимо, значит третье сразу отпадает. Возить подобные вещи с собой тоже попахивает полным бредом — всего не предусмотришь, лучше уж запасной автомобиль таскать. К тому же надо где-то эту коробку еще и скинуть, а здесь нужна, как минимум — яма. В идеале — подъемник. Я, конечно, знал людей, способных в чистом поле разобрать авто до последнего винтика и снова собрать, но такие личности — крайняя редкость, и предполагать, что пресловутый Антон — один из них — признак прогрессирующей паранойи.
Я прыгнул в японский троллейбус, и, в очередной раз начхав на все правила, набрал высоту. Пожалуй, еще никогда городской трафик меня так не раздражал. Все — от первой хромой старушки и до последнего балбеса на разукрашенном в боевые цвета Prelude, так и норовили броситься мне под колеса. Они словно знали, что я очень спешу. К тому же джип проигрывал моей 2110 абсолютно по всем показателям. По всем, кроме одного. Если "десятка" — это подводная лодка с кучей мертвых точек и белых пятен в поле обзора, то Mitsubishi в этом отношении — аквариум. Прекрасный обзор в три с половиной сотни с хвостиком градусов позволил выйти без царапинки из не одной аварийной ситуации. Правда, и созданы они были исключительно благодаря ужасной курсовой устойчивости паровоза, его габаритов, и еще более ужасной управляемости. После маленького, юркого "червонца" казалось, что автомобиль живет совей собственной, независимой от руля жизнью.
— Урод, светофора не видишь? — орал я, лихорадочно выкручивая баранку. — По переходу переходи, дубина!
Еще одно положительное качество джипа проявилось, когда на парковке перед ателье "Magura-Motors" не оказалось ни одного свободного места. Внедорожник, шутя, заскочил на двадцатисантиметровый бордюр, и, прочертив полным приводом широкую дугу на газоне, замер перед зданием, чуть не уперевшись кенгурином в стену.
Шарахнув дверью по фонарному столбу, я выскочил из троллейбуса и залетел в бокс. Здесь кипела работа, замирающая только на пять-шесть часов в сутки, необходимых для сна. На яме стояла ОКА грязно-белого цвета со срезанными крыльями и отсутствующей крышкой капота.
— Макс! — заорал я.
Тишина. Лишь кто-то пыхтел под машиной, треща трещоткой.
— Макс! — снова завопил я, утапливая кнопку клаксона на руле кастрюли.
Несмотря на рев ГАЗовских "улиток", из ямы отчетливо донесся звук удара чьей-то головы об защиту.
— Твою мать! — из-под ОКИ, отчаянно тряся головой, вылез механик. — Ты сдурел? — проорал он.
— Макс, у тебя кулачковые ряды есть? — спокойно осведомился я.
— А? Громче говори, не слышу ни хрена!
Не мудрено. У меня-то от звуковой атаки в ушах звенело, а каково пришлось мастеру — и представить не берусь. Одно точно — не сладко.
Макс вытер черные от масла руки еще более грязной тряпкой, и, прочистив мизинцами уши, протянул мне ладонь.
— Здоров, Круглый. Чего шумишь?
— У тебя детали для кулачковой коробки есть? — как можно громче прокричал я, энергично тряся ладонь мастера.
— Чего орешь-то? — скривился Макс. — Не глухой. Кофе будешь?
— Нет, — поспешно отказался я, вспомнив кофе Дениса.
Мотористов я знал немало, и ни один из них не отличался любовью к личной гигиене. Во всяком случае, перед тем, как залезть в двигатель каждый из них тщательно вымоет руки, но даже пельмени эта публика варит в кастрюле, в которой только что отмокали форсунки. Обряд посвящения, что ли, такой? Приобщение, так сказать, к мотору. Нет, я, бывает, разговариваю, кроме Михо, еще и со своей крошкой, и сплю с блоком цилиндров в обнимку, но до такого дойти не успел. Видимо, по этой причине я, хоть и соберу двигатель из любого подручного дерьма, кенсаем заточки пока не стал. Хотя, если вспомнить, что у самураев такая степень мастерства означает впадение в полный маразм, можно с уверенностью сказать — я на подходе! Верной дорогой иду.
