Первым в кабинет вошёл Кулаков. Внешне он сохранял абсолютное спокойствие, держался уверенно, отрапортовался по уставу, но глаза бойца выдавали настороженность. Ничего хорошего от встречи с воспитателем он не ждал, имея уже богатый опыт подобного общения если не по гарнизону, то уж в боевых командировках точно.
– Присаживайтесь, лэр Кулаков. Чаю? Кофе? – хозяин кабинета вёл себя совершенно раскованно, словно общался не с рядовым, а с собратом-офицером.
– Извините, лэр старший лейтенант, я только что позавтракал.
– Ничего. Я тут слышал, у вас новый старшина. Офицер.
– Так точно, – настороженность во взгляде бойца сменилась недоверием.
– Каково ваше впечатление от лейтенанта?
– Офицер, как офицер, – пожал плечами солдат.
– Да бросьте, лэр! Я вас не на допрос вызвал. У меня сверху требуют что-то вроде опроса провести, вот я вас и пригласил. Вы же имеете за плечами боевой опыт. Пошли бы вы с ним в бой?
Участливый голос воспитателя, его откровенность заставили солдата расслабиться. Он плотно задумался над вопросом, и офицер не торопил его с ответами, даже чаю себе налил немного демонстративно.
– Пошёл бы. Он с понятиями офицер, своих не бросит, не подставит. Дерётся хорошо. Я и говорю, нормальный командир.
– Ещё один вопрос, и я обещаю больше вас не пытать. Вы же знаете, на флоте применяются различные способы наказаний. Физические упражнения, лишение части денежного оклада, снижение в звании, мордобой наконец. Вот вы бы, если бы вам дали возможность выбирать, что выбрали: мордобой или лишение части денежного оклада?
– Мордобой, – хмуро обронил Кулаков.
– Я имею в виду по отношению… к вам.
– Ко мне тем более.
– Могу я поинтересоваться, почему вы так считаете?
– Морду мне империя поправит, даже ногу пришьёт. А денег я ниоткуда больше не получу.
Остальные также высказывались в том же духе. Вернее, сначала пытались отмолчаться, но с воспитателем этот номер не проходил. Дольше всего юлил эмком. Он и намекал, что не прочь сходить в дополнительный наряд, и расспрашивал про то, что лэр подразумевает под «мордобоем». Но после того как старший лейтенант упомянул о лишении не просто абстрактной части оклада, а суммы до пятидесяти процентов от оклада, Энрике сдался. Закатив глаза, он признался, что уж лучше мордобой. А когда хозяин кабинета уже собирался отправить его восвояси, он ещё и присовокупил, что, мол, когда морду бьют, солдат сразу усваивает свою ошибку, а когда денег лишают, усваивает только, что его лишили денег. Даже напиться может с горя. Так и выразился: «какая же это военная наука такая, которая дисциплину подрывает?»
– Выходите, лэр Ванга, допрос ваших бойцов окончен, – когда порядком озадаченный лейтенант опустился на свободное кресло, воспитатель продолжил. – Вот меня сверху просят разъяснять молодым офицерам гуманные методы работы с личным составом. Мы послушали этот самый личный состав. Какие самые гуманные методы по мнению солдат?
– Дополнительные наряды и мордобой, – хмыкнул штурмовик.
– Так что я вам и разъясняю, что не стоит лишать солдат последнего куска хлеба, то бишь кровью и потом заработанных денег. Практикуйте внеочередные наряды, расширяйте применение мордобоя. Только морды не забывайте своевременно лечить, как справедливо заметил рядовой Кулаков. Впрочем, вы и не забываете, слышал, уже познакомились с нашим медиком. Ну а если серьёзно, предлагаю выпить за знакомство, – с этими словами офицер извлёк откуда-то из-под стола початую бутыль виски. Раймон Ванга отвёл взгляд.
– Простите, лэр, я дал слово при исполнении не пить. У меня сейчас занятия важные с личным составом по плану.
– Ну, как хотите. А я выпью.
– Я могу идти?
– Да, ступайте, ваши солдаты, небось, заждались очередной порции мордобоя… я хотел сказать, воспитательных приёмов. Если станет совсем тоскливо, заходите. Вместе выпьем.
– Благодарю за радушный приём, лэр. Всего хорошего, – офицеры раскланялись. Про себя же Ванга добавил: «Мне и одного любителя выпить в подразделении хватает».
– Да, и лэр Ванга, – прилетело штурмовику уже на выходе, – я вам рекомендую более чем на двое суток солдат медику не оставлять. У него есть некоторые слабости… Только личного состава, слава богу, нет. И пусть так и продолжается далее.
Встреча с воспитателем долго не шла из головы лейтенанта. Что-то в ней было не так, словно с ног на голову всё перевернулось. Не должен был воспитатель так себя вести. Хоть тресни, не должен. У старшего лейтенанта явно не все дома. Он выглядел слишком пофигистически настроенным, только через букву «х». Воспитатель же в сознании Раймона Ванги всегда представлялся этаким рыцарем без страха и упрёка. Только такой может одним лишь словом зажечь солдат, привить им любовь к империи, напомнить о Миссии ради Императора. Лейтенант просто по молодости упускал из виду одно слагаемое работы воспитателя – его роль военного дознавателя, следователя. Его влияние на личный состав опосредовалось именно этой ролью, а вовсе не ролью проповедника. Его боялись и уважали именно за возможность захомутать любого, любого довести до крайней степени отчаяния. Умение сломать, растоптать гордость, заставить доносить на ближнего, – вот что на самом деле составляло ореол влияния воспитателя. Красивые слова про империю и Императора были всего лишь дополнительным, не самым важным слагаемым роли старшего лейтенанта. Какой же нормальный офицер или дознаватель под спудом обрушившейся на него чернухи не станет предаваться алкогольному забытью? Только, в самом деле, ненормальный. Штатный воспитатель гарнизона ненормальным точно не был.
Личные зачёты Ванга проводил на имитаторах. Не то, чтобы он боялся выдавать своим подопечным реальное оружие… Они ведь и в караул ходили, кое-кто даже воевал. Однако перед его взглядом постоянно стоял образ рядового Бочаре. Чтобы хоть как-то отвадить того от мыслей о еде, солдата приходилось периодически тормошить физическими упражнениями. С содроганием офицер представлял себе, что именно думает о нём толстяк. В его личном пантеоне лейтенант наверняка занимал место аккурат по правую руку сатаны; и уж точно рядовой мечтал о возвращении к роли вечного дежурного – тогда его хоть голодом не морили так сильно. Сам же Ванга снова и снова задавался вопросом, почему столь неадекватного субъекта определили в штурмовики? Ему место где-нибудь в охране… продуктового склада. А ещё лучше на гражданке. Так нет, кто-то из кадровиков «углядел» в новобранце потенциал, да ещё и лазерника. Невероятно!
Неожиданно лейтенанта посетило озарение, он словно оказался на месте вербовщика и офицера-кадровика, заведующего распределением. Офицера смутил вес бойца. Ведь сто тридцать пять килограмм – это ой-ой-ой. Сразу на ум пришёл здоровяк, одной рукой поднимающий хрупкую женщину-модель, в другой держащий лёгкий фрегат – как в рекламе «службы для настоящих мужчин». Кадровик попал в западню имперской пропаганды. Где ж ему было представить – с военным-то складом мышления! – что на гражданке люди весом в сто тридцать пять килограмм могут нарастить вес не мускулатурой, а жиром?! Ну не уложится в голове адекватного военного подобное, и всё тут! Ещё и разряд по спорту Боча имел, как назло. По компьютерным стрелялкам. В личном деле так и говорилась: разряд по тактическому слаживанию в условиях, максимально приближенных к боевым. Маленькая приписка ниже «в виртуальных имитаторах» просто ускользнула от взгляда обрадованного такой находке вербовщика. Ну не разобрался кадровик в формулировках, не смог уяснить и простой истины, что тяжелее компьютерной мышки новобранец в руках ничего не держал. Даже в учебку такого уникума определять не стали, решили по-быстрому провести месячную подготовку, и в часть. А в тренировочном лагере, увидев, кто к ним пожаловал, ужаснулись. Поняли, гады, что за месяц из этого недоразумения бойца не получится, и характеристику ему великолепную по-быстрому написали. Месяца не продержали, отправили в первой попавшейся команде. Ещё две недели он торчал на перевалочном пункте, все вменяемые офицеры сразу воспылали к нему недюжинной любовью с первого взгляда. Выслать обжору удалось только с лейтенантом Граном, за хорошее отступное в виде нескольких ящиков первоклассного виски. Тому было без разницы, что за бойца ему выдали, лишь бы виски был хорошим. Ведь ни за одного другого не предлагали такое богатое «приданное»! Озарение появилось и быстро истаяло, оставив по себе горький осадок. Придётся Ванге расхлёбывать последствия всей этой цепочки недоразумений на месте – исправлять недочёты, шероховатости отбора и подготовки новобранцев, так сказать. Офицер тяжело вздохнул.
