8
Последний этаж стеклянного лайнера. У себя в кабинете комиссар полиции Стевенен, начальник уголовной полиции 93-го, пытался с минимальным ущербом выбраться из аналогичного разговора.
— Некий Бебе Кулибали, месье. Он находится под хорошей охраной в больнице Жана Вердье; мои люди ждут его пробуждения, чтобы как следует взяться за дело.
— Взяться? Стевенен, разве это еще не сделано?
Комиссар сдержанно вздохнул. Когда директор в плохом настроении, самое лучшее — заткнуться. Он выслушал дальнейшее.
— Нет никакой возможности действовать скрытно. Разумеется, газеты начеку. Ситуация достаточно безумная, чтобы вдохновить этих борзописцев. Заметьте, я их понимаю: случись такое в другом месте, эта история меня почти заинтриговала бы. Но здесь она меня раздражает. Понимаете?
— Я понимаю, господин директор.
— Кто этим занимается?
— Кост и его команда. С лейтенантом Обеном, который уходит через два дня.
— Знаю. Два года его заставляли бежать, как осла за морковкой; в конце концов, надо суметь и отпустить.
— Вы уже подумали, кто его заменит на программе SALVAC, месье?
— Разумеется. Если рассчитывать следует только на вас… У меня есть человек, который справится. Он ждет лишь того, чтобы его задействовали.
Остаток информации Стевенен почти выклянчил.
— Могу ли я позволить себе спросить вас, кто… пускай, по крайней мере, будет видимость, что эта идея исходит от меня.
У начальника уголовной полиции была репутация человека жесткого и не отличающегося деликатностью, манипулятора, который запросто может унизить, иногда и в открытую, умно и жестоко.
— Мальбер. Я посылаю вам Люсьена Мальбера. Мой заместитель уже объяснил ему всё в общих чертах, и я предоставляю вам возможность устроить его в вашей службе: создастся впечатление вашего участия.
9
Прошел остаток среды, но состояние Бебе Кулибали еще не позволяло его допросить. На следующий день, придя первым, Кост уже набросился на вторую порцию кофе, воспользовавшись спокойной минутой, когда мог побыть один. Непроизвольно он разглядывал афишу APEV, приклеенную скотчем на кофемашину. Ассоциация помощи родителям детей — жертв преступления. Ему с самым счастливым видом улыбался десяток детских лиц — похищенных или без вести пропавших. Афиша обязательна. Она должна быть размещена в каждом комиссариате Франции на видном месте, чтобы все — и полицейские, и посетители — могли ею проникнуться. Капитан представлял себе убитых горем родителей в тишине пустой комнаты, листающих семейные альбомы в поисках самого похожего снимка, не в силах помешать себе выбрать самый красивый. Результат — неправдоподобная мозаика детских портретов, широко улыбающихся под словом ПРОПАВШИЕ, набранного красными прописными буквами. Это кого угодно вывело бы из равновесия. Некоторые пропали настолько давно, что рядом с их фотографиями были добавлены портреты, выполненные специалистами по законам возрастных изменений лица. Виртуальное состаривание, которое, по мнению художников, должно соответствовать тому, как они должны выглядеть сегодня. Кост по опыту знал, что если начинаешь воображать себе изменения лица исчезнувшего ребенка, остается не так много надежды.
Он вышел из комнаты отдыха с тремя разными стульями вокруг кофемашины и вернулся к себе в кабинет. Чтобы освободить место для чашки, оттолкнул несколько папок к столу Обена, уже пустому за несколько дней до ухода.
Виктор набрал прямой номер лаборатории. Ему ответила начальник Национального института криминалистики. Она поприветствовала его с акцентом, который он определил как говор Перпиньяна
[12].
— Образцы крови принадлежат мужчине по имени Бебе Кулибали; полагаю, вы это уже знаете. А вот кровь на свитере вовсе не его. Сожалею, но у вас есть и вторая жертва преступления.
Кост закрыл глаза. По всей вероятности, это было бы слишком просто.
— Уже фигурирующая в картотеке?
— Да. Франк Самой, родился пятнадцатого марта восемьдесят второго. Посылаю вам отчет по почте.
* * *
Франк Самой. Кост порылся в полицейских файлах. Ничего серьезного. Мелкий наркоторговец, за которым числились истории с небольшими дозами. По сравнению с обычными клиентами он почти заслуживал звания хорошего парня. В розыске не находился, в тюрьме никогда не был, счастливый обладатель красного «БМВ» 633-й модели 1982 года выпуска — совпадает с его годом рождения.
* * *
Вероятность наличия другого мертвеца, будто привидение, витала над божественной статистикой. Дамиани восприняла это достаточно скверно, и Кост получил недвусмысленное приглашение действовать как можно быстрее. Он отправил Сэма и Ронана проверить адрес владельца залитого кровью свитера и сказал Обену связаться с больницей Жана Вердье, чтобы узнать, в каком состоянии находится Спящий Красавец.
Немного взвинченный дежурный интерн умолял его поторопиться: гигант проснулся и уже начинал буянить.
* * *
Наблюдатели на городских площадях свистели, завидев его машину — хотя та была без номеров, — предупреждая дилеров о присутствии полицейских. Мальчишки, ростом не выше ящика для писем, принимались кричать:
— Арте́на! Артена!
[13]
Чтобы получить работу наблюдателя, надо быть хорошим физиогномистом, и на этот раз двоим субъектам с не самой приятной внешностью это удалось выше всяких похвал. О, эти поездки по мосту Бонди с ватагой нищих калек на всех светофорах, слетающихся на красный свет! Мост Бонди, страна чудес…
Они припарковались у ступенек отделения судебной медицины и вошли в здание с выцветшей краской на стенах и драным линолеумом. Кост остановился перед газетным киоском, затерянным в углу вестибюля.
— Хочешь взять ему что-нибудь почитать? — пошутил Обен.
Тот не отреагировал. Его внимание сразу приковал к себе заголовок «В парижском морге воскресают мертвые». Проиллюстрированный фотографией Института судебно-медицинской экспертизы на фоне угрожающе мрачного неба, будто это дом с привидениями. Кост подумал о Леа Маркван. В течение дня он позвонит ей.
Обязательно.
Капитан пробежал глазами заголовки, пока Обен предъявлял полицейское удостоверение в медицинском секретариате. Медсестра шаркающей походкой проводила их к палате номер 21, а затем, ни слова не говоря, развернулась и ушла.
Вытянувшись на животе, Бебе Кулибали встретил их появление ворчанием, в котором Кост разобрал только слово «фараон» с парой ругательных эпитетов в качестве знаков препинания.
