Он молча смотрел на меня, явно обдумывая, стоит ли
прислушаться к моей мольбе. Затем снова открыл рот — он мне не поверил.
— Нет! — взвизгнула я, прыгнула вперед и прикрывая ему рот
ладонью.
Он снова выпучил глаза, но извиняться за грубость не было времени.
— Ты должен дать мне время. У меня есть план — по крайней
мере, будет, когда я поговорю с Норой но для его воплощения мне нужно время. Я
обещаю тебе, что найду того, кто убил Стражей, но ты должен дать мне еще
несколько дней. Я знаю, как поймать инкуба Мониш. У меня есть связывающее
заклинание. Если мне удастся заманить его в ловушку, он не уйдет, но я не смогу
этого сделать, если ты выдашь меня доктору Костичу и его приятелям. Прошу тебя,
Мониш! Я не преступница. Я не убиваю Стражей. И не вызываю кровожадных инкубов.
Но я способна положить всему этому конец, если только ты дашь мне такую
возможность.
Мониш оторвал мою руку от своего рта и окинул меня долгим
зловещим взглядом, затем потер лоб:
— Это безумие — давать тебе свободу, имея неопровержимое
доказательство твоей вины, но я беседовал о тебе с высшими духами. Они
посоветовали мне относиться к тебе с терпением.
— Слава высшим духам! И спасибо тебе. Ты не пожалеешь о том,
что доверился мне.
Взгляд его стал жестким.
— Постарайся сделать так, чтобы я не пожалел. У тебя есть
время до полуночи, Эшлинг.
Я мысленно произвела кое-какие подсчеты, вспомнила обо всех
предстоящих делах, обо всех людях, с которыми нужно было поговорить, и сказала:
— Два дня. Сорок восемь часов. Мониш покачал головой:
— Двадцать четыре часа. Это самое большее, что я могу тебе
дать, мне и так придется несколько часов убеждать комитет в том, что я не
лишился рассудка.
Я сглотнула ком в горле, стараясь отогнать прочь страх.
— До завтрашнего вечера. Дай мне время до завтрашнего вечера.
До полуночи. Прошу тебя, Мониш. Клянусь, я тебя не подведу.
Он открыл было рот, затем снова закрыл его и повернулся к
двери.
— Ты рискуешь своей жизнью, Эшлинг. Запомни это хорошенько.
У тебя есть время до завтрашнего вечера.
— Я тебя не подведу! Спасибо тебе огромное! — крикнула я ему
вслед и без сил рухнула на стул.
— У тебя есть план? — спросил Джим, обходя стол и
останавливаясь передо мной. Я вытерла ему рот слюнявчиком.
— Ага. Есть план. Он подразумевает наличие у меня
способности, так сказать, извлекать кроликов из шляпы, но, в общем, я думаю,
это сработает.
Джим покачал лохматой головой:
— Иного выбора у нас нет.
Глава двадцать четвертая
— Бывают моменты, когда я чувствую, что ни в коем случае
нельзя останавливаться.
— Они совпадают с моментами, когда мы оба понимаем, что у
тебя не все в порядке с головой.
Я указала на лужайку у веранды:
— Иди. Сейчас же. Сядь. И не смотри на меня так. Тебя
накормили, напоили, выгуляли, и если ты настолько поправился, что уже в
состоянии делать язвительные замечания, то вполне можешь полежать в тенечке в
пяти метрах от меня.
Джим был достаточно умен и понял, что мое терпение и
сочувствие к его страданиям в ветеринарной клинике вскоре истощатся; неуклюже
проковыляв прочь, он шлепнулся на траву. Я со смущенной улыбкой обернулась к
Норе:
— Извини нас. Меня за жалобы, а демона — за колкости.
Нора задумчиво посмотрела вслед Джиму. Я с радостью
заметила, что повторное применение целебного геля Габриэля (о происхождении
которого я не стала сообщать Норе) помогло залечить царапины и ссадины
настолько, что их можно было замаскировать тональным кремом.
— У тебя очень необычный демон. Я такого никогда не видела.
— Ты хочешь сказать, никогда не видела такой занозы в
заднице?
— Такого незлобивого исчадия преисподней, — с улыбкой
поправила Нора.
— Ах. Понятно. Нет, Джим не такой. Честно говоря, я думаю,
именно поэтому бывший хозяин выгнал его из своего легиона. Он так толком и не
рассказал мне, из-за чего его вышвырнули, но я не настаивала, потому что он
очень смущается, когда об этом заходит речь.
— Это уникальная дружба, и ты должна ценить ее. Я не
припомню такого преданного своему земному повелителю демона, как Джим.
— Преданного? Ты шутишь? Знаешь, что он сегодня сделал? Он
выболтал Монишу, что на моем амулете вырезаны два пентакля! Согласна, я уже
основательно испортила дело, когда перед этим обмолвилась, что мне не давали
покоя инкубы перед тем, как мы с Дрейком поклялись друг другу в верности... Но
Джим определенно ухудшил мое положение, дав Монишу понять, насколько могуществен
этот амулет.
— Совсем наоборот, — возразила Нора, откидываясь на спинку
стула, чтобы Заккео, постоянно бросавший в мою сторону пламенные
душераздирающие взгляды, смог убрать тарелки. — То, что Джим рассказал об этом
Монишу, показывает, насколько он в тебя верит. Ему, как и Монишу, прекрасно
известно, что, если тебя не станет, он погибнет тоже. Если демон, зная,
насколько это для тебя рискованно, открывает такой на первый взгляд
компрометирующий факт, значит, он не сомневается в тебе. Я понимаю, что ты уверяла
Мониша в своей невиновности весьма красноречиво, Эшлинг, но подозреваю, что
именно высказывание Джима заставило его задуматься и изменить свои намерения.
— Ну и ну, а я-то и подумать о таком не могла— сказала я,
нежно глядя на огромную черную зверюгу растянувшуюся на траве. — Я решила, что
ему хочется посмотреть, как я буду выпутываться.
Нора рассмеялась:
— Уверена, этого ему тоже хотелось. В конце концов, это же
демон. Просто, так сказать, не слишком демонический.
— Я тебя понимаю.
Мы ненадолго замолчали, наслаждаясь теплым ветерком,
обдувавшим нас и приносившим из сада густой аромат жасмина. Люди вокруг ели,
смеялись, болтали на разных языках. Казалось, все наслаждались происходящим —
хотя почему бы и нет, ведь это не им во второй раз за лето выпадала роль
основного подозреваемого в убийстве. Мне ужасно не хотелось разрушать
волшебство этой минуты, но время шло, а мне нужно было о многом поговорить с
Норой.
— Сегодня Тиффани сказала нечто такое, что заставило меня
задуматься, но я не знаю, что делать со своими выводами. Однажды, когда я не
смогла разглядеть очевидное, одна очень мудрая женщина из Парижа объяснила, что
я не рассматриваю все возможности.
— Ах да. Это важная часть жизни Стража, одно из самых
трудных искусств. — Нора помолчала, проводя кончиками пальцев по краю бокала с
холодным чаем. — Мне кажется, мы достаточно хорошо знаем друг друга, Эшлинг,
так что ты не обидишься, если я буду говорить откровенно.
