Когда я открываю глаза, Влад сидит, склонив голову в сторону, словно взвешивая доводы «за» и «против».
— Хорошо, — говорит он наконец и отпускает нас. — Но если ты не сдержишь слово, я найду ее и убью. А также всех, кого ты любишь.
Пока мы с трудом поднимаемся на ноги, Влад настороженно следит за мной, как будто я могу удрать. Но даже если бы я собиралась это сделать, я бы не смогла. Мои колени так сильно трясутся, что я чуть не падаю. Кэролайн стоит, прижимая руку к раненой шее. И тут я замечаю какой-то предмет, торчащий из-под ее туфли. Это половинка сломанной деревянной ложки.
У нас с Кэролайн никогда ни в чем не сходились взгляды, и мы никогда не умели читать мысли друг друга. Но сейчас я пытаюсь представить себе маленькие мозговые волны, плывущие от моего сознания к ее голове и умоляющие ее найти способ передать мне кусочек дерева, лежащий под ее ногой.
— Ты должна идти, — говорю я ей. — Но сначала обними меня.
Влад закатывает глаза и начинает с интересом рассматривать свои ногти.
— Давайте побыстрее. Мне не терпится покончить с этим, — говорит он. Кэролайн начинает приближаться ко мне. Я поднимаю палец, делая ей знак остановиться, и взглядом указываю на землю. Она останавливается, округлив губы в маленькую букву «о». Чтобы ее лицо нас не выдало, я обвиваю руки вокруг ее шеи. Она вдруг испускает вопль и падает на землю, увлекая меня за собой.
— Ох, перестань. Вечно ты делаешь из всего мелодраму, — говорит Влад, а Кэролайн, изображая захлебывающиеся рыдания, одновременно пытается вытащить ложку из-под ноги. Она кричит Владу, чтобы он заткнулся, и засовывает ложку мне за пояс. На сломе она острая, как осколок стекла. Убедившись, что ложка надежно спрятана под моей футболкой, Кэролайн поднимается на ноги и отступает назад.
— Прости, что не верила тебе, — говорит она, снова начиная плакать. — Я вернусь.
— Не надо. Пожалуйста.
— Но что я скажу?
— Ты что-нибудь придумаешь. — Я ухитряюсь улыбнуться ей невеселой улыбкой. — Ты это хорошо умеешь. Все в порядке, Кэролайн, — говорю я. — Клянусь. Иди.
Помедлив еще немного, она делает шаг назад, потом еще один и еще. Я смотрю, как она исчезает за деревьями, и слушаю, как затихают ее шаги, когда она уходит все дальше и дальше. Кончик моего самодельного оружия колет меня в бок, но я не против боли. Эта боль — моя надежда.
— Итак, — говорит Влад. — На чем мы остановились?
Глава девятнадцатая
Он подходит ближе, и я инстинктивно отступаю назад. Мне трудно удержаться от того, чтобы снова не наброситься на него с моим импровизированным колом, но я понимаю, что прямая атака обречена на повторный провал. Мой единственный шанс — ждать, пока он отвлечется.
— Когда все будет сделано, как мы свяжемся с данаями?
Влад усмехается.
— При всей их «секретности» не так сложно понять, какие из семей к ним принадлежат. Я свяжусь с ними под предлогом того, что у меня есть информация про Невилла, а затем использую это, чтобы объяснить... — Он прерывается. — Тебе это не обязательно знать. Я больше не позволю тебе сбить меня с толку.
Он снова подходит ближе, и я отступаю, пока не упираюсь спиной в дерево. Я зачем-то задаюсь безумным вопросом, то ли это дерево, что и раньше, или нет, а Влад становится передо мной и заставляет меня поднять голову.
— Это правда стоит того? — в панике спрашиваю я. — От тебя отвернутся все твои друзья.
— Я заведу новых друзей, — говорит он. — Как говорится, нельзя сделать омлет, не разбив пары лиц.
— Яиц, — поправляю я. — Не разбив пары яиц.
— Ты говоришь какую-то чепуху, — нетерпеливо произносит он и затем, даже не сосчитав до трех, наклоняется и вонзает клыки мне в шею.
Как и в прошлый раз, меня огнем пронзает боль. Влад зажимает большим пальцем ямку между моей шеей и ключицей. Но если тогда все закончилось мгновенно, как вспышка молнии, то сейчас мне кажется, что это продолжается бесконечно. В конце концов, мои чувства становятся совсем иными. Я вижу океаны бледно-красного и глубокого синего цвета. Я чувствую запах ржавчины со свалки, сильный и отчетливый. Мои пальцы словно искрятся.
«Пальцы, — задыхаясь, думаю я, — мне нужно что-то сделать с ними». И хотя мои мышцы слабы, как веревочки, мне удается поднять руку к талии, зажать ладонью ложку и вытянуть ее из-за пояса. Когда я проверяю острие большим пальцем, Влад внезапно резко дергает меня за плечо, и я чувствую, что порезалась — и это при том, что у меня сейчас не так много лишней крови. Он не отрывается от моей шеи, урча и хрюкая, как поросенок, и хотя мой разум сейчас напоминает воздушный шарик, улетевший от своего владельца, мне хочется посмеяться над тем, что он утратил свои благовоспитанные манеры; сейчас он безумен как никогда. Медленно и осторожно я просовываю обломок ложки между нами. Я знаю, что у меня будет один шанс, всего один шанс, и я даже не могу позволить себе прицелиться.
Небо начинает терять свой цвет, и на секунду все передо мной становится серым. «Нет. Нет, еще рано». Еще немного, и Влад откинет назад голову с залитым кровью ртом и предложит мне укусить его, и я соглашусь, потому что единственная альтернатива — это умереть и позволить ему свободно царствовать над миром, который я покину. «Один удар, — говорю я себе. — Один удар, и ты сможешь пойти спать». Закрыв глаза, я делаю судорожный вдох и мысленно направляю всю энергию своего тела в руку, в пальцы, в оружие у меня в руках.
Я ударяю... и чувствую, как поддается его плоть. Но вслед за этим не происходит ничего.
«Я промахнулась, — думаю я, — я промахнулась». Единственное, на что остается надеяться — это то, что вампиры не могут жить без печени. Но Влад вдруг начинает задыхаться. Его клыки проникают все глубже и глубже с каждым вздохом, пока наконец он не откидывает голову и не смотрит мне в глаза. Кровь капает с уголков его рта, искривленного в гротескном ужасе. А затем все становится серым, серым навечно. Серая мгла опускается на меня, засыпая меня пеплом, и я чувствую, как начинает жечь у меня в глазах и как кожа горит нестерпимым зудом.
— Вот, — говорю я Девону и Эшли, невозмутимо стоящим рядом. И тут подо мной подгибаются ноги. Я смотрю на сказочное розовое небо и думаю, что никогда в жизни не чувствовала себя такой слабой. Даже тогда, когда меня заставляли бегать. «Стоп, я что, способна на серьезные мысли?» — вдруг проносится у меня в голове. У меня опускаются ресницы, и я слушаю, как замедляется биение моего сердца, пока между ударами не проходит, кажется, целая вечность. Я начинаю слышать голоса, целый калейдоскоп знакомых голосов. Мой папа. Марси. Виолетта. Невилл. Последнее удивляет меня, потому что, пока с ними все было хорошо, мы, кажется, никогда близко не общались. И Джеймс. Джеймс. Мне кажется, что я улыбаюсь. Я хочу улыбаться.
Земля подо мной раздается, становясь податливой и мягкой. Она превращается в перину, с которой я не хочу вставать никогда, и чем глубже я погружаюсь, тем меньше укусов холода я ощущаю на пальцах рук и ног. Наверное, мне на лицо все еще капает дождь, но я его не чувствую. Я вообще не уверена сейчас, есть ли у меня еще нос или губы. Я мистер Картошка без лица. Не поймите меня неправильно, он чувствует себя отлично. Я ощущаю мягкость, я ощущаю умиротворение, я ощущаю...
