Я заставляю себя понизить голос.
– Если через пятнадцать минут здесь не будет доктора Ито, я сниму с нее диск собственноручно, – объявляю я.
– Ни в коем случае. Это может быть опасно для пациентки, – говорит первая медсестра.
Ничего глупее этого я, наверное, никогда не слышал.
– Это видеоигра! – Я наконец теряю спокойствие, и оно не собирается возвращаться. – Черт побери, люди, да что с вами? Просто возьмите и снимите с нее эту хреновину!
– Только с позволения лечащего врача, – твердо отвечает первая медсестра.
– Ну так позовите ее! – ору я во все горло, и медсестры поспешно удаляются.
Я убираю прядь медно-рыжих волос с бледных пересохших губ Кэт. Потом беру ее руку в свою и готовлюсь ждать. Я никуда отсюда не уйду, пока не появится доктор Ито и диск не будет снят, сколько бы времени это ни заняло. Мой взгляд не отрывается от лица Кэт. Я мог бы запомнить каждую веснушку, если бы и без того не знал их все наизусть. Я кладу палец на ее пульс – он быстрее, чем должен быть. Проходит тридцать минут, а Кэт все не двигается; у нее не дергается ни малейший мускул. Потом появляется доктор Ито со своей свитой.
Ее сопровождают двое охранников, сиделка, а также Мартин – эмоподобный инженер из Компании, который, очевидно, не успел переодеться и пришел в пижаме. У охранников радостно-выжидающий вид. У Мартина вид такой, словно его в любую секунду может вырвать.
Доктор Ито подходит к постели Кэт.
– Что здесь происходит? – спрашивает она.
Я рассказываю обо всем, что видел и слышал. Доктор терпеливо слушает.
– Сколько времени прошло с тех пор, как ты в последний раз как следует высыпался? – спрашивает она, когда я заканчиваю.
– Какое это может иметь отношение к чему бы то ни было? – парирую я, хотя прекрасно понимаю, к чему она клонит.
– Отсутствие сна может оказывать серьезное воздействие на человеческий мозг, – сообщает она. – То, что с тобой произошло, было галлюцинацией. Кэтрин физически неспособна двигаться или разговаривать.
– Я в полном сознании и знаю, что случилось, – настаиваю я. – Кэт говорила! Кричала, если быть точным.
Доктор Ито качает головой.
– Это невозможно, – говорит она. – Ее мозг слишком сильно поврежден.
Я показываю щиток Мартину и адресую ему следующий вопрос:
– Она увидела здесь что-то, что напугало ее до чертиков. Что это было?
Он качает головой, болтая спутанными волосами из стороны в сторону.
– В Белом Городе сплошные бабочки и кролики. Там нет ничего такого, что могло бы вызвать страх у девочки возраста Кэтрин.
– Тогда почему, черт побери, она кричала?
Я делаю шаг вперед по направлению к инженеру, и ладонь одного из охранников упирается мне в грудь.
– А ну-ка спокойно, – приказывает он.
– Все в порядке, – говорит Мартин (я не уверен, адресовано это охраннику или мне). – В Белом Городе побывали сотни людей. Насколько мне известно, ни один из них пока не просыпался с воплем.
– Насколько вам известно? Вы что, не ведете записей? Что это за тестирование вообще?
– Прошу прощения, я… – начинает Мартин.
– Боюсь, весь этот разговор не имеет смысла, – прерывает его доктор Ито. Ее голос звучит по-новому: она больше не играет в вежливость. – Кэтрин не может ни разговаривать, ни шевелиться, мистер Итон. Не могла сегодня вечером, и, скорее всего, не сможет в будущем. Тебе необходимо смириться с мыслью, что на это очень мало шансов.
– Я вам не верю, – говорю я, словно заупрямившийся ребенок.
Доктору Ито явно наплевать на то, верю я ей или нет.
– Я занимаюсь нервными заболеваниями больше двадцати лет, – говорит она. – Если ты сомневаешься в моей компетентности, это лишь еще раз доказывает, что ты потерял связь с реальностью. Я буду советовать родителям Кэтрин поскорее перевести ее в лечебное учреждение для хронических больных; здесь мы сделали для нее все, что могли.
Я чувствую, как по моим предплечьям бегут мурашки.
– То самое отделение, куда отослали двух других ребят, пострадавших на фабрике? Брайана и Уэста? Я слышал, у них тоже «синдром запертого человека», это правда?
Мартин бросает взгляд на доктора Ито, которая, как я замечаю, старательно смотрит в другую сторону. Либо я действительно совсем спятил, либо здесь происходит что-то поистине странное.
– Как я уже говорила, я не вправе обсуждать с тобой моих пациентов.
– Ничего страшного, – отзываюсь я. Мое терпение опять подошло к концу. – В любом случае я не собираюсь больше разговаривать. Игра окончена.
Я бросаю щиток на пол и с хрустом давлю его каблуком. Затем наклоняюсь к Кэт и бережно приподнимаю ее голову, нащупывая диск. Этой хреновины там больше не будет, нравится им это или нет.
– Остановите его! – командует доктор Ито. – Он подвергает опасности моего пациента!
В мгновение ока двое охранников оказываются рядом со мной.
– Нет-нет, никакой опасности, – слышу я голос Мартина. – Все в порядке, диск просто отлипнет от кожи. Потом его можно будет так же легко прикрепить обратно. Совершенно не обязательно применять силу!
Мои руки вытаскивают из-под затылка Кэт и умело заворачивают за спину, так что я перегибаюсь в пояснице и оказываюсь прижатым головой к ее коленям.
– Эй! Что вы делаете? – кричит Мартин. – Вы уверены, что это необходимо?
Я ощущаю резкий укол в левую ягодицу и больше не чувствую ничего.
Погружение
Я просыпаюсь в больничной палате. Над моей койкой стоят медсестра и охранник; часы на экране телевизора показывают 11: 41. Светит солнце, а значит, это может быть только полдень среды. Что, в свою очередь, означает, что я был в отключке почти одиннадцать часов.
В руках у медсестры полиэтиленовый мешок, наполненный моими немногочисленными пожитками.
– Нам пришлось ввести тебе успокоительное. А теперь тебе пора отправляться домой, – сообщает она. Видно, что ей не терпится выставить меня за дверь. – В случае неподчинения мы будем вынуждены вызвать полицию.
Как хорошо, что у меня в заднем кармане есть документ, подписанный Линдой. Я сажусь на постели, вытаскиваю его, разворачиваю и показываю медсестре.
– Мать Кэт предпочитает, чтобы я оставался с ней, – сипло произношу я пересохшим горлом.
Медсестра даже не смотрит на бумагу.
– Женщина, подписавшая этот документ, больше не является официальным опекуном своей дочери. Все попечительские обязанности над Кэтрин Фоули перешли к ее отчиму, Уэйну Гибсону.
Мать твою так и разэтак! Я пытаюсь встать, но с первого раза мне не удается – я все еще нетвердо стою на ногах после введенного мне успокоительного.
