Пьер поднял свой стакан, приветствуя стоящий перед ним холст. Решительно, «Нелюбимая» не переставала удивлять его.
— Я намереваюсь выйти за него замуж.
Одиль смаковала профитроли в шоколаде, нисколько не скрывая своего удовольствия. Андре и Валентина обменялись веселыми взглядами. Всю неделю Одиль сидела на строгой диете и лишь в воскресенье предавалась безудержному чревоугодию.
— Ты не находишь, что это решение несколько поспешно? — спросила Валентина, грызя сухое печенье с семенами кунжута.
Кухарка готовила целые подносы такого печенья. Порой, к глубокому огорчению Андре, его жена больше ничего не ела.
Они заканчивали обед в столовой на авеню Мессин. В холодном свете февральского дня овальный стол из эбенового дерева был едва различим. Валентина села спиной к буфету для того, чтобы не видеть своего отражения в зеркале, висящем над ним. Она плохо переносила беременность. По мере того как ее живот округлялся, молодая женщина все меньше узнавала себя. Отвратительные коричневатые пятна сделали еще безобразнее растянувшуюся кожу. Увеличившаяся грудь заставляла Валентину сгорать от стыда. Она ненавидела эту агрессивную женственность, которая сгладила угловатость, подчеркнув плавные линии и дряблые округлости. Иногда мадам Фонтеруа отказывалась от пищи лишь для того, чтобы почувствовать, что она все еще остается хозяйкой собственного тела, но оно с каждым днем все увеличивалось и увеличивалось, как будто поселившийся в нем чужак, испытывая особое злорадство, командовал ее организмом. Особое неудобство ей доставляла постоянная тошнота. Нехотя она обратилась к бабушкиным средствам, странным отварам, призванным успокоить бурю в желудке. Все напрасно. Она и так себя никогда не любила, а теперь просто возненавидела.
— Он интересный мужчина, — заговорил Андре, откинувшись на спинку стула. — Даже загадочный. Я знаком с ним уже несколько лет. И на меня он производит хорошее впечатление, наверно, благодаря своей серьезности.
Валентина украдкой взглянула на мужа. Серьезный Пьер Венелль? Скорее опасный. Она относилась к подобным людям с большим недоверием, как к чуме.
— Он слишком стар для тебя, — заявила она безапелляционным тоном, одновременно жестом отказываясь от предложенных фруктов в корзине.
— Ты шутишь? — воскликнула Одиль. — Ему всего тридцать пять лет! Он на четыре года старше Андре.
— Не сравнивай, это совершенно другое.
Андре расхохотался.
— Как же вы меня удивляете, женщины, вашей непостижимой логикой!
— Все дело в характере. Одиль нуждается в молодом мужчине, в ком-то, кто полон энергии, жизненных сил… Она просто не сможет выдержать, когда ей придется коротать долгие вечера с глазу на глаз с этим Венеллем, который будет смотреть куда-нибудь мимо нее.
Одиль съела последнюю ложку десерта, затем деликатно вытерла уголки губ салфеткой.
— Поскольку мы одни, я могу сказать, что вечера с Пьером трудно назвать долгими.
Прямота молодой женщины забавляла Андре. Валентина пожала плечами. Сейчас она ощущала себя китом, выброшенным на берег, и сама мысль, что кто-то может испытывать чувственные радости жизни, раздражала ее.
Они перешли в гостиную, чтобы выпить кофе. Валентина постаралась с максимальным комфортом обосноваться на диване. Андре принес ей несколько вышитых подушек, которые были разбросаны в творческом беспорядке по всей комнате, подложил пару из них жене под спину, а затем оставил подруг наедине.
— Теперь давай поговорим серьезно, Одиль. Уж не думаешь ли ты действительно выйти за него замуж?
— Он очаровал меня. Я никогда не встречала подобных мужчин. Он так решителен, так уверен в себе, но он ненавязчив, не авторитарен.
— И все же в конечном итоге ты будешь делать все, что он пожелает, — сыронизировала Валентина.
— Но я не могу сказать, что мне это не нравится. Я воспитывалась в очень необычной семье. Мой отец разорился, играя на бегах, моя мать посвятила все свое время поиску мужчины, который бы интересовался ею больше, чем четвероногими друзьями. Мы беспрестанно переезжали. Я росла, как дикий цветок. От меня сбежало неисчислимое множество гувернанток. Это просто чудо, что я не превратилась в этакий асоциальный элемент.
— Но мы любим тебя именно за твою непосредственность, Одиль. Потому что ты не такая, как все. И я боюсь, что человек типа Венелля задушит твою индивидуальность. Он наденет на тебя железный ошейник и заставит подчиняться самым нелепым правилам…
— Как ты можешь утверждать, что знаешь его? Я считала, что вы виделись всего один-единственный раз, во время твоей свадьбы.
— Однажды мы совершенно случайно встретились на улице и зашли в кафе. В любом случае, совсем не обязательно хорошо знать того или иного человека, чтобы составить мнение о нем. Первое впечатление часто оказывается самым верным, ты не находишь?
Нервной рукой Одиль поправила пояс, сплетенный ее портным, затем принялась мерить шагами комнату. Яркопурпурные шторы резко выделялись на фоне обоев с декоративным рисунком и мебели из светлого дерева. Валентина всегда ценила свободное пространство. Она ненавидела комнаты, перегруженные лишними деталями, комнаты, забитые бесполезными предметами, всевозможными вещицами, эдакими «детскими реликвиями», которые хранят вопреки здравому смыслу. «Я ничего не жду от прошлого», — сказала молодая женщина, когда подруга однажды спросила ее, почему Валентина ничего не взяла с собой из родительского дома.
Одиль восхитилась последним приобретением Валентины — элегантным бюро из эбенового дерева и слоновой кости.
— Как атлас, — заметила она, мимоходом проведя рукой по деревянной поверхности.
— Это Рульманн
[7]. Я влюбилась в него с первого взгляда.
— А ты неплохо обосновалась, — прошептала Одиль, и в ее голосе прозвучала затаенная зависть. — Муж, прекрасная квартира, скоро появится ребенок… Я тоже хочу, чтобы у меня все это было, Валентина. Я не желаю воевать с мальчишкой моего возраста. Я хочу стабильности. Я хочу покоя…
Валентина безмерно удивилась, увидев, что в глазах подруги блестят слезы. Она даже и подумать не могла, что экспансивную Одиль что-то тревожит.
— В таком случае ты получишь мое благословение, — заявила она, улыбнувшись. — Но пожалуйста, не назначайте дату свадьбы, прежде чем я смогу появиться в приличном платье!
Одиль хлопнула в ладоши и расцеловала Валентину.
— Итак, завтра ты уезжаешь в Монвалон? — спросила девушка, наливая в чашку кофе.
— Увы, да. — Валентина вздохнула. — В Шалоне состоится конгресс, и мой свекор дает ужин для представителей профсоюзов. Он хочет, чтобы я присутствовала на приеме. Передай мне, пожалуйста, сахар, — попросила Валентина, скорчив недовольную гримасу, так как кофе показался ей слишком горьким. — Некоторые из этих господ чересчур озабочены сложившейся ситуацией, и месье Фонтеруа надеется, что мое присутствие помешает им вести разговоры лишь на эту тему. Я сказала Андре, что такая причина кажется мне абсурдной, но он утверждает, что в их профессии все зиждется на дружбе и доверии. Принимая гостей в кругу семьи, мой свекор налаживает нужные связи.
