— Я хотел видеть тебя. Ты не появлялась целых три месяца.
— Я подумала, что нам больше нечего сказать друг другу.
Она подошла к окну. Дождь усилился. Время близилось к вечеру, и над городом клубился легкий туман.
Валентина вздрогнула, когда он положил ей руки на плечи, а затем отпрянула от него. У нее было очень напряженное лицо, казалось, она вот-вот начнет кусаться.
— Прекрати, Александр. Ты, конечно, знаешь, что мой муж уехал. Я ненавижу эти игры. Скажи мне, чего ты хочешь, а затем — уходи.
Его губы искривились в горькой улыбке.
— Ты безжалостна.
— И вновь высокопарные фразы! — бросила она раздраженно, всплеснув руками. — Это так просто — приклеивать ярлыки на мгновения как удовольствия, так и драмы. Я ни к чему не принуждала тебя, ничего у тебя не взяла, ничего не украла. В чем ты меня обвиняешь?
— А почему ты чувствуешь себя виноватой? — отозвался он.
Красавица открыла обе створки бара и рассеянно взглянула на стоящие там стаканы и графины, затем вновь повернулась к собеседнику. На низком столике лежал серебряный портсигар. Валентина наклонилась, чтобы взять сигарету. Огонь зажигалки высветил изящную линию ее носа. Женщина с облегчением выдохнула облачко дыма.
— Мне и в голову не приходило, что ты воспримешь все это с таким трагизмом.
— Два года, Валентина. Мы любили друг друга в течение двух лет… если только… В твоем случае речь не идет о любви, не правда ли? У тебя не было никаких чувств ко мне.
Она не ответила. Как сказать ему правду? Она была покорена красотой его тела и его энергией. В самом начале их связи был такой момент, когда она потеряла из-за него сон. И та сила чувств, что Валентина испытывала к этому мужчине, испугала ее. Она поклялась, что никогда больше не позволит себе поддаться подобной слабости, и она не могла простить Александру ту власть, что он обрел над нею.
Молодая женщина села на диван, положив ногу на ногу С тех пор как Валентина узнала, что ждет ребенка от своего любовника, она поняла, что ситуация стала слишком опасной. Александр никогда не должен узнать об этом. Красавица опасалась реакции импульсивного грека: он был идеалистом, и это известие потрясло бы его. Как знать, предпочтет ли он отступить, или же, наоборот, сочтет, что отныне у него появились новые права и обязанности? А Валентина никогда бы не рискнула разрушить свою жизнь с Андре. Значит, она должна раз и навсегда порвать с любовником. В ее голосе прозвучали нотки отчаяния:
— Александр, это был особый период в нашей жизни, мы сошли с уготованного нам пути. Ты должен согласиться с этим. Ты молод, ты женишься, и у тебя будет семья. Нью-Йорк — ты все еще думаешь о нем? Почему бы тебе не обратиться к моему мужу, возможно, он смог бы подыскать тебе там работу?
Она должна была подумать об этом раньше! Валентине стало стыдно. Было очевидно, что Александр страдает, но она не могла позволить себе размякнуть. Взгляд мужчины задержался на прекрасном лице возлюбленной. Она чувствовала, как участился ее пульс. «Черт побери!» — мысленно выругалась Валентина, взбешенная тем, что этот человек ей по-прежнему небезразличен.
— Ты никогда ни в ком не нуждалась, Валентина? — спросил Александр. — Правда, ни в ком?
Она знала, что он говорит не о физической потребности, но о привязанности, порождаемой любовью, привязанности, которая парализует, подчиняет и при этом воспринимается как дар свыше. Любить вот так, до полного самоотречения?
— Надо полагать, в некотором смысле я ущербна, — прошептала она.
Подобное признание удивило Александра. Именно эта способность Валентины приводила его в отчаяние: она позволяла видеть мельчайшие изъяны своей души, но никогда не разрешала исследовать их. Каждый раз, когда он думал, что узнал о ней нечто новое, она тут же замыкалась, оставляя своего собеседника в полной растерянности.
— Если бы ты не была замужем и если бы я был богат… как ты думаешь, тогда мы могли бы?..
Он кусал губы, страдая от унижения. Внезапно Александр возненавидел эту ледяную красавицу. Он осознал: она что-то безнадежно сломала в его жизни и в будущем любую женщину он будет сравнивать с Валентиной Фонтеруа, и никогда ни одна из них не сможет сравниться с этой бесстрастной француженкой.
Почему его никто не предупредил о том, что в этом мире существуют подобные женщины? О них следует рассказывать подросткам еще в школе, объяснять, что к ним необходимо относиться с недоверием, что яд такой женщины может проникнуть в душу и погубить вас. Рядом с ними все остальные опасности выглядят смешными.
А еще Александр злился на Валентину за то, что она пробудила в нем страхи, о которых он и не подозревал. Чего он боялся? Разве он не должен был убедить ее, вынудить признать их любовь? Мужчина почувствовал, как в нем крепнет желание все изменить, оно все нарастает, высится, как штормовой вал, и вновь опадает. Зачем? Достаточно было взглянуть на бесстрастное лицо Валентины, сидящей на диване, на ее плотно сжатые губы, на напряженную прямую спину. Александр понял, что безоружен, разбит, ведь он имел глупость полюбить ее, и он будет любить ее всегда, до последнего вздоха.
— Мне очень жаль, — выдохнула Валентина.
— А мне нет, — нервно бросил грек. — Я готов потратить всю свою жизнь на то, чтобы заставить тебя чувствовать, любить, но я боюсь, что мне это никогда не удастся. Ты погубишь меня, медленно, но верно, как губишь своего мужа. В тебе есть нечто ужасное, Валентина…
— Замолчи! — крикнула она.
Валентина встала и принялась мерить шагами комнату.
— Ты наделяешь меня той властью, какой у меня нет. Я — всего лишь женщина, одна из многих, женщина со своими желаниями, мечтами, слабостями… Все мы из кожи вон лезем, чтобы устроить наши мелкие и жалкие судьбы. Что ты напридумывал себе, Александр? Ты помещаешь человека на пьедестал и пишешь с заглавной буквы каждое слово, означающее чувство: Любовь, Страсть, Верность, Честь… Ха! — Женщина разразилась саркастическим смехом. — Я никогда не верила в эти высшие ценности, о которых нам прожужжали все уши. Ты забыл — в каждом яблоке есть свой червяк? Мир полон жадных, безразличных и эгоистичных людей. Никого никогда не любили за его душу. Давай будем искренними, хотя бы один раз. Каждый из нас стремится получить деньги, власть, наслаждения… Только ни у кого недостает мужества признаться в этом. Я не люблю своего мужа, но я довольна такой жизнью и не знаю, смогла бы существовать без него. Что же касается тебя, то, надо признать, некоторое время ты был мне просто необходим. И я тебя никогда не забуду. Наши отношения стали частью меня. Но я не хочу жить с тобой. У нас нет ничего общего, и сейчас я говорю не о деньгах или социальном статусе. Ты мог бы быть в десять раз богаче Андре, но я бы не осталась с тобой.
Молодая женщина восстановила дыхание. Она так хотела, чтобы он понял!
— Ты слишком хорош для меня, Александр, — продолжила Валентина уже более спокойно. — Как бы это правильнее сказать… В тебе нет ни капельки тьмы. А Андре, он, в определенном смысле, умер в окопах Вердена. Даже когда он хохочет, какая-то часть его души страдает. Он из тех, кто никогда не будет счастлив целиком и полностью, и порой я задаюсь вопросом, а был ли он вообще когда-нибудь счастлив? Мне потребовались годы, чтобы понять его, и, возможно, я так никогда и не поняла бы его, если бы не встретила тебя… такого оптимистического, удивительно невинного… Я не люблю Андре, но я научилась понимать его молчание. А это уже немало. Быть может, это главное.
