Петер крепко прижал к себе Ганса — ему показалось, что из горла друга вырвалось сдавленное рыдание.
Тут к Петеру подлетел нарочный и протянул ему листок с очередным приказом. Петер кинулся к первому танку, покидающему укрытие.
Но он не успел до него добежать. На углу улицы появилось бронированное советское чудовище, танк Т-34, и дуло могучего 76-миллиметрового орудия нацелилось прямо на немецкого офицера. Петер понял: все кончено. У них не было времени для маневра, к тому же их пушки не смогут остановить русские танки в толстой броне.
И когда мощная взрывная волна подкинула танкиста в воздух, когда его тело рвали на части осколки и пулеметная очередь, он успел в последний раз подумать о юной француженке в слишком коротком платье, открывающем длинные стройные ноги, которая стояла, горделиво подбоченясь, на берегу реки теплой летней ночью и улыбалась ему нежно и задорно.
Ожидание затягивалось. Поезд стоял на вокзале в Шалоне уже более получаса. Валентина сидела у окна в купе, которое она делила с мужчинами, уткнувшимися в свои газеты. Она видела длинную очередь пассажиров, которые предъявляли немецкому офицеру удостоверения личности, введенные в 1943 году. Валентина стала одной из первых, кто занял свое место в вагоне.
Четырьмя месяцами ранее, 11 ноября, ссылаясь на необходимость отразить попытку англо-американских войск высадиться на берег Прованса, немцы вошли в свободную зону. А с первого марта демаркационная линия совсем «истончилась», что позволило письмам и людям передвигаться более свободно. Валентина горько усмехнулась. Разве можно говорить о свободе, пока по французской земле ходит хотя бы один немец! К счастью, ветер наконец-то переменился! Сотни тысяч фрицев погибли под Сталинградом — непобедимый вермахт потерпел свое первое крупное поражение. Германия объявила трехдневный национальный траур. С тех пор Валентина поверила, что победа — всего лишь вопрос времени, но, увы, терпение никогда не было ее сильной стороной.
Несколькими днями ранее в Монвалон заехал Онбрэ. Ему было необходимо переправить в Париж какие-то зашифрованные документы. Он долго со смущенным видом мял в руках фуражку, и Валентина поняла, что мужчина не осмеливается просить ее об этой услуге. Но мадам Фонтеруа не колебалась: конечно же, она поедет в Париж! Онбрэ объяснил ей, что она должна найти бистро «Прибытие», расположенное напротив вокзала. Женщина зашила документы под подкладку пальто.
Получив прикрепительный талон на один из поездов, что оказалось не слишком легким делом, так как в кассах был наплыв пассажиров, Валентина поручила Максанса заботам кухарки, и та пообещала, что будет следить за тем, чтобы мальчик каждый день ходил в школу.
Несмотря на то что учебный год начался, ее двенадцатилетний сын предпочитал «заниматься» на свежем воздухе в компании товарища, который разделял его безудержную страсть к строительству шалашей на деревьях. Как ни странно, Максанс любил природу. Он мог целыми часами пропадать в лесу в поисках раненых птиц, которых заботливо выхаживал, или же собирать листья для гербария. Когда Валентина отчитывала сына за невнимательность на уроках, Максанс смотрел на нее, широко раскрыв невинные голубые глаза, а его лицо становилось непроницаемым, как створки устрицы, и мадам Фонтеруа понимала, что теряет власть над мальчиком.
Раздалось хлопанье дверей, начальник станции отдал короткий приказ, и поезд медленно покинул Шалон-сюр-Сон. Валентина почувствовала, как участился ее пульс. В Париже ее никто не ждал. Она никого не предупредила о своем неожиданном приезде. Она напоминала самой себе бутылку, брошенную в море.
Через несколько часов, после необъяснимых остановок в чистом поле, поезд прибыл на станцию назначения.
Толпа пассажиров хлынула в вестибюль вокзала, голубая стеклянная крыша которого, преломлявшая свет, наводила на мысль о гигантском аквариуме. Мужчины толкались, изнуренные женщины тянули за собой плачущих детей. Молоденькие худые носильщики подстерегали клиентов. Они снимались с места, как стая воробьев, стоило им заметить путешественника с багажом. Немецкие солдаты, сгруппировавшись по двое или по трое, с безразличным видом наблюдали за этой суматохой.
Но стоявшие в конце перрона трое мужчин в плащах внимательно рассматривали прибывших пассажиров. Онбрэ говорил о них Валентине. Этих людей прозвали «физиономистами». Это были агенты гестапо и французской полиции, обладающие феноменальной зрительной памятью. Агенты держали в голове фотографии почти всех патриотов. Вот почему Онбрэ пришел к ней за помощью. Валентина никому не была известна, так что они не должны были остановить ее.
Чувствуя, что нервы натянуты как струны, глядя прямо перед собой, Валентина миновала опасных мужчин, крепко сжимая в руке маленький чемоданчик. Ей казалось, что все вокруг слышат, как шуршат документы за подкладкой ее пальто! Но она без осложнений покинула здание вокзала и вышла на улицу, где наконец смогла перевести дух.
Небо было серым. Только что прошел дождь. Мокрые тротуары блестели, а велосипедисты старательно объезжали лужи. Валентине почудилось, что город изменился. С этими хмурыми растрескавшимися фасадами он стал походить на старую, со всем смирившуюся женщину.
Заметив запотевшую витрину кафе «Прибытие», Валентина пересекла улицу. В прокуренном зале у стойки расположилось несколько мужчин, пришедших сюда пропустить по стаканчику. Какая-то пара, склонив друг к другу головы, шепталась за низким столиком в углу. Следуя инструкциям Онбрэ, Валентина подошла к хозяину заведения, вытиравшему стаканы.
— В это время в Дижоне весьма унылая погода, — сказала она ему.
Мрачный взгляд пожилого человека стал пронзительным. Он покачал головой и ворчливо произнес:
— Здесь не лучше.
Мадам Фонтеруа спустилась в туалет. Затхлый запах канализации пропитал воздух в подвале. Валентина вытащила документы и положила их между страницами «Petit Parisien»
[53], лежащей под умывальником. Когда она взглянула в зеркало, то увидела бледную женщину с нервно поджатыми губами и глубокими складками у рта. Валентина заставила себя улыбнуться.
Когда она вновь оказалась на улице, нервное напряжение постепенно спало, уступив место усталости. Опустошенная женщина не нашла в себе сил тотчас отправиться на авеню Мессин и увидеться с Андре и Камиллой. Ей бы пришлось что-то объяснять, рассказывать, что нового в Монвалоне. А Валентине хотелось поговорить о чем-нибудь отвлеченном, не важно о чем, но только не о войне, не о бошах или о том, что очередной молодой человек хочет скрыться от Службы трудовой повинности.
Мадам Фонтеруа устроилась на сиденье желтого такси-велосипеда и продиктовала адрес Одили Венелль. Весьма маловероятно, что ее лучшая подруга окажется дома, и все же… Валентина вдруг ощутила безумное желание снова увидеть молодую женщину, послушать, как она с восторгом болтает о всяких пустяках.
