Наконец Валентина увидела входящего в гостиную Пьера. Он поприветствовал гостей, извинился за задержку, коснулся губами щеки Одиль. Так как Валентина держалась в стороне, хозяин дома несколько мгновений искал ее глазами. Когда он подошел, мадам Фонтеруа задержала дыхание. Что он ей скажет? «Господи, помоги мне!» — взмолилась женщина, чувствуя, что силы покидают ее.
— Я полагаю, что эта маленькая неприятность скоро уладится, — сообщил Венелль.
У Валентины закружилась голова. Она закрыла глаза и почувствовала, как Венелль сжал ее руку.
— Вы побледнели, Валентина. Быть может, вы хотите присесть?
Она помотала головой.
— Нет… спасибо, — с трудом пробормотала женщина. — Вы нашли кого-то, кто сможет его освободить?
— Вполне возможно. Но придется заплатить весьма высокую цену.
— То есть?
Пьер взял бокал с подноса, который держал подошедший официант.
— Каждому человеку приходится просить о такой услуге, о которой просят только раз или, в крайнем случае, два раза в жизни. И потому следует крайне осмотрительно распоряжаться своими козырями. Оказалось, что у меня есть связи, благодаря которым я вышел на этих господ из СС. И один-единственный козырь. И когда я его использую, то останусь ни с чем. И как знать, не буду ли я в дальнейшем сожалеть о том, что столь рано разыграл свою сильную карту?
Пьер пристально посмотрел на Валентину. Она едва дышала.
— Стоит ли мне рисковать ради неизвестного мужчины? Что он сможет сделать для меня за эту услугу? — выдохнул Венелль.
Возможность шантажировать вдохновляла его.
— Итак, вы никогда ничего не делаете даром? — не смогла удержаться от иронии Валентина.
— Я не верю в бескорыстную доброту представителей рода человеческого. Каждый из нас всегда ищет какую-то выгоду. Даже тот, кто сеет вокруг себя одно лишь добро, очень надеется в конечном итоге попасть в рай. Нет, я не верю в бескорыстность людей. Я таких никогда не встречал.
— А вот я встречала. Более того, в последние годы я сталкивалась с ними достаточно часто. И они не перестают восхищать меня. Это относится и к тому человеку, о котором я хлопочу.
— Надо же, оказывается, ваш любовник — герой! — усмехнулся Пьер.
Уязвленная мадам Фонтеруа испепелила собеседника взглядом.
— Я вам не позволю…
— Нет, Валентина, — неожиданно тихо и зло протянул мужчина. — Вы позволите мне все ради того, чтобы спасти его. И если бы я попросил вас провести со мной ночь, вы бы согласились, не правда ли? Вы пошли бы на это, я уверен.
Холодок пробежал вдоль позвоночника красавицы. Она видела, что Венелль испытывает огромное удовольствие, унижая ее, заставляя страдать.
— Но ваше тело я слишком хорошо знаю, — продолжил он с насмешливой улыбкой. — Я восхищаюсь его великолепием. И опасаюсь, что реальность разочарует меня.
Валентина, ничего не понимая, смотрела на хозяина дома. Может, он свихнулся?
— Тогда вам был двадцать один год, ну же, вспомните… Мы встретились с вами на Монпарнасе. Вы не сказали мне, что делали в этом квартале, так далеко от вашего дома, но мне улыбнулась удача, и я сам все узнал.
Глаза Валентины округлились. Господи, так вот о чем идет речь! Должно быть, он купил картину Людмилы Тихоновой. А ведь она совсем забыла о ней. Мадам Фонтеруа испытала огромное облегчение.
— Бог мой, Пьер, вы напугали меня…
— Вам теперь это безразлично, не так ли? Правда, с тех пор много всего произошло. Но в то время это было немалой дерзостью! Я восхищался вашей отвагой.
Валентина не смогла удержаться от улыбки. Какая ирония судьбы! Ее портрет, написанный Людмилой Тихоновой, через много лет поможет освободить Александра из нацистских застенков. Просто невероятно!
— Если бы я могла это предусмотреть, то стала бы позировать обнаженной для всех художников и фотографов Монпарнаса, чтобы в ваших руках оказалось как можно больше козырей.
Она лукаво улыбнулась. Мадам Фонтеруа вновь обрела обычную уверенность в себе. «Решительно, она неотразима», — подумал Пьер, а в его глазах заплясали веселые огоньки.
— Вы ведь с тех пор не видели картину, не правда ли?
— Нет, только в мастерской у Людмилы. Я даже не могу сказать, почему вдруг решила позировать для нее.
— Вы чувствовали себя пленницей. Вы были дерзкой, безрассудной, но этого было мало, чтобы получить свободу. Вам нужен был муж, прекрасная квартира, положение. Если бы вы последовали за мной тогда, в день вашей свадьбы, я бы предложил вам совершенно другую жизнь.
Валентина медленно поднесла к губам бокал с шампанским.
— Ну да, у вас никогда не было ни прекрасной квартиры, ни свадьбы, ни положения, — усмехнулась красавица, обводя подбородком комнату.
— О, у меня все это появилось совершенно случайно. Я никогда не стремился к этому. И не стремлюсь.
— Тогда к чему весь этот маскарад? Наберитесь смелости и будьте самим собой.
Мужчина наклонился к собеседнице и прошептал ей на ухо:
— Слишком поздно. Я уже выбрал свой лагерь.
— А я свой.
— Досадно. Я всегда полагал, что вместе мы могли бы горы своротить.
Валентина опустила голову.
— Вы не в моем вкусе, Пьер.
— Однако ради вас, быть может, я тоже стал бы героем. Вместо того чтобы…
Во взгляде его серых глаз Валентина прочла скрытое сожаление, и это смутило ее. Пьер всегда вызывал у молодой женщины лишь неприязнь, и она внезапно задалась вопросом: а что толкнуло его на сотрудничество с фашистами? Стремление к власти? Желание выиграть? Уж точно не трусость. Ведь в далеком 1914 году он храбро сражался. «Что он скрывает?» — спросила себя заинтригованная Валентина, но внезапно ее внимание привлек новый гость, вошедший в гостиную.
Мужчина отличался отменной, истинно германской, светлой шевелюрой — признак высшей расы у нацистов. Глядя на него, Валентина не могла сдержать дрожь. Правильные черты лица, голубые глаза, высокий рост, статная фигура… И хотя вновь прибывший был в штатском, его легко можно было представить в черной форме СС. Гость улыбнулся и наклонился, чтобы поцеловать руку Одили. Безупречные манеры.
— А они хороши, не так ли? — прошелестел голос Пьера. — Дьявольское очарование. Ненадежные, коварные, но такие притягательные! Вот спаситель вашего протеже, Валентина. Будьте с ним полюбезнее. За столом вы будете сидеть рядом. Он питает непреодолимую страсть к творчеству Тихоновой. Думаю, когда-то они были любовниками, в ту пору австрийский ефрейтор еще не посеял семена раздора, а мы все были молодыми и полными иллюзий. В его коллекции не хватает центрального полотна. Он ищет его более двадцати лет. И именно я владею этой картиной. Он узнал об этом сегодня утром и был приглашен на ужин. Только взгляните, как он взбудоражен…
