– Нет, пусть ты папу обнимаешь и заботишься, а он тебя обнимает и заботится, и будет вся наша семья, а не разная! – возражал упорно Петька, не соглашаясь ни с какими доводами.
– Так, понятно, – вздохнула Мира. – Консенсуса мы не достигнем. – И посмотрела на надутого, недовольного Петьку: – Пусть тебе папа объясняет, почему нам нельзя общаться, у него наверняка лучше получится.
– Ни у кого ничего не получится, – ворчал Петька.
– Знаешь, что, – спросила его Мира, – давай лучше рисовать?
– И почитаем! – сразу же взбодрился малыш.
– И почитаем, – махнула безнадежно рукой она.
Лариса Максимовна звонила несколько раз, все спрашивала, как Петенька, и разговаривала с ним, а тот восторженно рассказывал ей, как принимал душ и как они пели песенки и лепили вареники, а потом их ели и что он рисует…
– Лариса Максимовна, – в очередной ее звонок спросила Мира. – Вы как решили, я Петю привезу или пусть он у меня останется? А то он уже носом клюет, устал.
– Не надо везти, Мирочка, Андрюша сказал, что сам его заберет. Он скоро к вам приедет.
– Хорошо, – выдержала ровный, нейтральный тон Мира и попрощалась.
– Значит, сам скоро приедет… – повторила она задумчиво, чувствуя, как кровь прилила к щекам и застучало-застучало сердце.
Петруша засыпал, и Мира отвела его в спальню и устроила на кровати, привычно обложив подушками с краю для безопасности. Постояла рядом, посмотрела на него, спящего, чувствуя щемящую нежность и что-то огромное, глубокое, как жизнь, тихонько погладила его по голове, поцеловала и вышла из комнаты.
Вернулась в кухню, налила себе морса и села за стол, погрузившись полностью в свои размышления.
Ну, о чем, о чем? О ком!
– Значит, тетя Оля с папаней больше не живет, – произнесла Мира вслух и не удержалась от язвительности: – А что такое? Не пришлась королевишна?
Как бы она ни язвила и ни хорохорилась, но ее ощутимо потрясывало мелкой дрожью в предвкушении встречи, сердце совсем распоясалось и вытворяло, что хотело – то бухало, то морзянку отбивало, то затихало испуганно.
И она ужасно, просто ужасно нервничала… и ждала, ждала этой встречи, всем своим существом устремляясь к нему.
Андрей приехал на завод и даже поднялся в свой кабинет и приступил к работе, когда позвонила мама и сообщила о пропаже Петьки.
Первой мыслью было – да ерунда, ребенок обиделся на него, дуется, вот и спрятался где-то, ничего, скоро найдется. Но когда мама сообщила о предпринятых мерах по его розыску, Барташова словно стукнули под дых, сбив дыхание, и он какое-то время не мог дышать, чувствуя, как страх за сына затапливает его тело холодом.
Вдохнул с болью и хрипом, взял свои эмоции под жесткий контроль и, откинув все ужасы, что мгновенно нарисовало ему воображение, начал действовать. Позвонил Игорю Олеговичу, поставив в известность, Богомолов тут же подключил свои связи из конторы, а начальник их заводской службы безопасности, которому сообщил сам Богомолов о беде главного инженера, сразу же взял это дело под свой контроль и начал созваниваться с бывшими коллегами из Управления внутренних дел.
А Андрей, вызвав Виктора, поехал обратно в Москву.
Он всю дорогу вел бесконечные переговоры – ему звонили и сообщали, на каком этапе находятся розыскные мероприятия, отметались версии и предположения, да еще и рабочие моменты приходилось решать, производство никто не отменял, что бы там у кого ни случилось… И тут, прорвавшись через бесконечную занятость его телефона, дозвонилась мама и закричала в трубку:
– Он нашелся!! Андрюша, Петенька нашелся!!
– Как?! Где?! – рывком поддавшись вперед, потребовал Барташов разъяснений.
– Его нашла Мира! Он убежал к ней, в ее театр!! Но он в полном порядке! – плакала от радости мама. – Жив, здоров, не пострадал! Она забрала его к себе домой, успокоит, обиходит, накормит! Все в порядке, сынок! – все повторяла она. – Все в порядке!
– Я понял, – прохрипел Барташов и отключился.
– Останови, – попросил он Виктора.
Тот, глянув быстрым озабоченным взглядом в зеркало на начальника, свернул к обочине и остановил машину.
Андрей вышел, отошел на пару шагов в пожухлую придорожную траву и замер.
Он переживал… Он такое переживал, такое чувствовал, что ну его на хрен!
Невероятное облегчение, от которого ослабло под коленками, глаза щипало от накативших слез, а еще… еще ему хотелось придушить эту Миру от всей широты своей души за все на свете: за то, что привадила к себе Петьку, и за свою нескончаемую боль о ней, вот прямо придушил бы, ей-богу… и прижал бы к себе, сильно, и зацеловал до беспамятства…
А потом так отшить, чтобы неповадно было соваться к Петьке и в их семью. Хотя… она-то чем виновата?
Вот за это и придушил бы, что ничем!
Барташов продышался немного, усмиряя бурю в душе, сделал глубокий вдох и продолжительный выдох и собранным, решительным вернулся в машину.
– Поехали, – распорядился он.
– Куда, Андрей Алексеевич? – уточнил Виктор.
– В Москву, – указал направление Барташов.
– Привет, – открыла она ему дверь и пригласила, делая шаг в сторону. – Проходи.
Андрей переступил порог ее дома, но дальше не двинулся, остановившись в прихожей.
– Где Петя? – спросил он ровным, холодным тоном.
– Петя традиционно спит, – уведомила Мира и, закрыв за ним дверь, пригласила: – Проходи в кухню. Чаем напою.
Барташов поколебался пару секунд, но все же пошел за ней по коридору.
Мира, оставаясь невозмутимо спокойной, немного ироничной, указала ему рукой на стул и предложила:
– Есть свежий травяной чай, есть холодный морс. И вареники, мы с Петей сегодня лепили. Хочешь есть или пить? – гостеприимной, радушной хозяйкой предложила она.
– Ничего не надо, – отказался Барташов, так и оставшись стоять в дверях, и произнес устало: – Поедем мы.
Ему очень тяжело давался этот спокойный, ровный, нейтральный тон. Когда она открыла… и он увидел ее…
Он так давно ее не видел! Он так по ней скучал и запрещал себе помнить и думать о том, как скучает по ней! Запрещал себе вообще о ней думать и вспоминать! И думал, и вспоминал, и тонул в этих воспоминаниях…
Больше всего ему хотелось сейчас шагнуть вперед, заграбастать ее в объятия, прижать к себе, втянуть ее неповторимый запах, зажмуриться и замереть так, чувствуя ее всем телом, всей душой – рядом, свою!
И не отпускать.
Но он держался, как тот самый, скрученный в узел железный штырь – крепился, как мог. Надо было просто пережить, перетерпеть несколько минут и бежать от нее… подальше.
– Вы можете остаться, – предложила тихим голосом Мира.
