Сегодня я сама пришла на прием к Лив. Сижу в ее кабинете. На мне изумрудно-зеленый свитер, приталенный блейзер из вельвета в рубчик, который плотно облегает мои переломанные ребра. Я сижу и размышляю над тем, как далеко я продвинулась. Впрочем, если вспомнить, что мои мозги все еще отказываются служить мне как положено, то можно констатировать, что прогресс невелик. Точнее, его нет вообще.
– Вы сегодня чем-то растревожены, – говорит мне Лив.
Я разглядываю ее кабинет. Сегодня впервые не она пришла ко мне, а я к ней. В кабинете тепло, по-домашнему уютно, но все же сразу ясно, что это кабинет, а не комната в жилом доме. На столике за ее спиной стоит фотография в рамочке: Лив с желтым лабрадором. Наверняка это ее любимец Ватсон. Рядом еще одна фотография, на которой Лив запечатлена с родителями на церемонии вручения дипломов в университете. Надо сказать, она мало изменилась с тех пор. Разве что легкие морщинки появились на лбу да под глазами залегли темные круги. Но в целом Лив осталась такой же, как и на своем выпускном. Мне хочется расплакаться при мысли о том, что она помнит и знает всю свою прошлую жизнь от А до Я. И одного лишь беглого взгляда на свой диплом, который тоже висит в рамочке за ее спиной, будет ей достаточно, чтобы вспомнить, где и когда она его получила. Она точно знает, почему и зачем она сидит в этом кабинете.
Я машу рукой, стараясь скрыть подступившие к глазам слезы.
– Со мной все в порядке. Просто устала. Вчера допоздна беседовали с Питером. Он сегодня уехал в командировку. Наверное, именно усталость делает меня излишне эмоциональной.
– А о чем вы с ним беседовали?
– Ни о чем. И обо всем. Уселись вдвоем возле пианино. Сначала я немного поиграла, потом он, потом поиграли вместе. – Я делаю глубокий вдох, пытаясь обрести душевное равновесие. – Питер рассказал мне, что мы так часто музицировали с ним на пару еще тогда, когда только начали встречаться. Наверное, глупо так говорить, но мне кажется, что он снова стал за мной ухаживать.
– Значит, все-таки кое-что изменилось, – замечает Лив. И ее реплика звучит не как вопрос, а как констатация факта.
– Может быть, – соглашаюсь с ней я, как ни странно, почти с воодушевлением, без тени скепсиса, как мне того хотелось бы. Наверное, и правда моя жизнь стала другой. А может, Питер стал другим. Или мы оба. Ведь все, кто знал меня раньше, утверждают в один голос, что я стала другой. Это как в живописи. Берешь две краски, красную и голубую, и смешиваешь их, чтобы получить лиловый цвет, и видишь, что у тебя ничего не получается. Начинаешь ломать голову. А что, если изменить оттенок? Или сделать голубой более насыщенным и глубоким? Словом, меняй переменные величины, и тогда сумеешь найти решение для своего уравнения. В своей прошлой жизни Питер не был мне нужен. А сегодня он мне нужен, главным образом по мелочам, но иногда и для чего-то более значительного и крупного. Пока достаточно и этого. Уже пора понять, что меняться нужно не только Питеру. Пожалуй, и мне тоже.
– Таким образом, ваша прежняя теория повержена в прах.
– Это ведь рабочая теория, и она неизбежно претерпевает изменения со временем. Ее не отнесешь к тем истинам, которые высекаются на каменных скрижалях навечно.
– Честный ответ! – отвечает Лив уступчивым тоном.
– У меня появилась еще одна зацепка. Я нашла в галерее комплект ключей. И у меня такое чувство, что когда-то я уже держала эти ключи в своей руке и тогда я точно знала, как они важны для меня.
– Для чего именно важны?
– Понятия не имею. Может, они как-то связаны с моим отцом. Или еще с чем-то. Какое-то давнее воспоминание, оно лежит почти на поверхности. Какой-то эпизод из моей прошлой жизни, и в нем фигурируют эти самые ключи. Но пока я никак не могу вытащить наружу воспоминание из своей памяти, вспомнить, как все было.
Лив молча помечает что-то в своем блокноте.
– Не можете или не хотите? – спрашивает она наконец.
– Не могу! – чеканю я каждый слог, разозлившись на ее вопрос. Что за намеки в самом деле! – С чего вы решили, что я не хочу? Вот я сижу в вашем кабинете, разглядываю все вокруг… И, если хотите знать, я вам страшно завидую. Вы же все помните! Свой выпускной, свой… я не знаю, что… помните лекции по медицине и бог знает что еще.
– Я уверена, что на уровне своего сознания вы действительно хотите вспомнить тот давний эпизод, – задумчиво роняет Лив. – Но вот что меня тревожит. Вы полагаете, что любое ваше воспоминание о прошлом, так или иначе, связано с вашим отцом. Такая зацикленность на отце не представляется мне простым совпадением.
– Бог ты мой! Да знаю я, знаю, что вы считаете – мне пора покончить с этим наваждением, перестать думать об отце. Но если честно, то мне кажется, что отец – это есть ответ на все мои вопросы.
Лив смотрит на меня.
– Почему вы так считаете?
– Почему? Почему? А разве не вы мой психотерапевт? Вот и ответьте мне на этот вопрос: почему?
Я машинально провожу рукой по своему свитеру изысканного изумрудного цвета, словно пытаюсь стряхнуть с него невидимые глазу катышки. А на самом деле я просто хочу сказать Лив: «Взгляни на меня! Разве я не сфокусирована сейчас только на самой себе? И я – уже другая. Да, я стала другой! Я работала над собой как каторжная. Так какого же черта ты не позволяешь мне сфокусироваться сейчас на моем отце?»
– На этот вопрос я вам ответить не могу, – отвечает она просто. Если до нее и дошел истинный смысл моей взрывной реплики, то она, как всегда, делает вид, что не замечает моего раздражения. – Частично и потому, что я не согласна с вами.
– Послушайте меня! – Чувствую, как меня снова распирает от злости. – Нравится вам это или не нравится, но я хочу знать, каким был мой отец. Чувствую, что это знание поможет мне получить ответ и на свой главный вопрос. Какой была я сама?
– А теперь послушайте и вы меня, Нелл. Понимаю, вам сейчас очень непросто. Вполне возможно, нам следует опробовать какие-то иные методы нашей совместной работы. Ту же арт-терапию, к примеру, хотя вы и заявили мне, что полностью утратили интерес к живописи. А может быть, стоит обратиться к музыке. Ведь, насколько мне известно, когда-то музыка была вашей страстью. Мы можем поговорить о боге, о том божественном провидении, которое спасло вас, поищем вместе ответы на вопросы, почему вы здесь, почему уцелели, а не погибли вместе со всеми остальными.
– Ну уж точно не благодаря богу! – рублю я сплеча и в подтверждение своих слов рукой разрубаю воздух.
– Отлично! С этим разобрались. Тогда сами определитесь с направлением нашего дальнейшего разговора. – Лив умолкает и сосредоточенно грызет колпачок своей авторучки, обдумывая что-то очень серьезное. – Но прежде всего вы должны, как мне кажется, определиться с главным. Что для вас важнее? Знать свое прошлое, раскопать все, что с ним связано, или оставить все как есть, то есть остаться в неведении.
– А вы не задумывались над тем, что иногда это – одно и то же? – отвечаю я вопросом на вопрос.
