– Конечно, дорогой, я не сомневаюсь, что у отца есть любовница и он посещает ее иногда, когда говорит, что идет в шахматный клуб – впрочем, это не шахматный клуб, а игорный дом. И я делаю вид, что верю ему, дабы не компрометировать его перед детьми.
– Но он действительно играет там в шахматы.
– Отец великолепно играет на бильярде. Но давай дальше, дорогой… Лазарус. Я хочу поверить тебе. Быть может, тебе удастся припомнить что-то еще.
– Хорошо, только вряд ли придется говорить о твоей матери; сомневаюсь, что у меня может быть что-то общее с женщиной, которая считает, что секс – это что-то такое, с чем нужно «мириться».
– Я ладила с мамой только потому, что лгала ей. Меня, скорее, воспитывал отец, а не она. Я была его любимицей. Он давал мне это понять, и поэтому я теперь стараюсь не показывать своих чувств Вудро. Продолжай, Теодор… Лазарус.
– Вот и все наши общие предки. Кроме одного – нашего супостата. Морин, я происхожу от тебя и Брайана через Вуди.
Она охнула.
– В самом деле? Надеюсь, что это правда.
– Это так же верно, как налоговая повестка, любимая, и, возможно, именно сей факт спас ему жизнь. Я никогда не был так близко к детоубийству, чем в тот миг, когда мы обнаружили его на заднем сиденье.
Морин хихикнула.
– Дорогой, я чувствовала то же самое. Но я никогда не позволяю себе повышать голос, даже когда буквально готова придушить провинившегося ребенка.
– Надеюсь, я тоже не обнаружил раздражения, несмотря на то что ощущал его. Любимая, я возбудился так, что мне уже было больно, – и тут обнаруживается Вудро. Сладкая моя, я едва сдержался.
– Я тоже была готова тебе отдаться! О, Теодор… Лазарус, как приятно быть откровенной с тобой. О, да ты и сейчас не прочь.
– Полегче, не то наеду на бордюр. Он у меня не опускается с тех пор, как мы выехали из дома. Но тот, который погубил Вуди, был лучше и тверже.
– Размер не имеет значения, Теодор-Лазарус; женщину может устроить любой. Отец объяснил мне это давным-давно и научил соответствующим упражнениям – но Брайану я ничего не сказала. Решила, пусть думает, что я от природы такая – и с удовольствием выслушиваю его комплименты. Я до сих пор регулярно делаю упражнения, потому что младенческие головки столько раз растягивали мой родовой канал. Если я перестану тренировать мышцы, то скоро превращусь по выражению отца в «старую кошелку». А мне так хочется оставаться желанной для Брайана еще много лет.
– И для мороженщика, молочника, почтальона и рассыльного от бакалейщика.
– Не дразнись. Я хочу оставаться молодой до самой смерти.
– Так и будет, восемнадцатилетняя будущая бабушка. Давай отвлечемся от секса и вернемся к моему путешествию во времени. Я все еще подыскиваю доказательство. Такое, которое могло бы объяснить тебе, откуда берется моя уверенность, что Брайан вернется домой невредимым. Но чтобы ты убедилась окончательно, событие должно произойти очень скоро и еще до дня рождения Вуди.
– Почему до дня рождения Вудро?
– Разве я не сказал? Война закончится в день рождения Вуди, одиннадцатого ноября. В этом я абсолютно уверен, поскольку эта дата одна из ключевых в истории. А сейчас я перебираю в памяти события, чтобы подыскать такое, которое могло бы как можно скорей положить конец твоим сомнениям, но… увы, дорогая, я совершил дурацкую ошибку. Я хотел появиться здесь после окончания войны, но ввел в свой компьютер одно критическое число с ошибкой – и попал сюда на три года раньше срока. Машина не виновата. Она лишь читает введенные данные. Это самый точный из компьютеров, которые водят космические корабли. Ошибка моя не имела фатальных последствий; я не затерялся во времени, и мой корабль заберет меня в тысяча девятьсот двадцать шестом году, ровно через десять земных лет после того, как я высадился. Но именно поэтому я не изучал историю ближайших нескольких месяцев, поскольку рассчитывал проскочить эту войну. Да и не интересны мне войны, в истории полно войн. Я хочу знать, как живут люди.
– Теодор, ты меня совсем запутал.
– Извини, дорогая, путешествие во времени – вещь сложная.
– Ты сказал «компьютер». Но я не поняла, что это такое… И еще ты сказал, что «она» водит корабль, который подберет тебя… в тысяча девятьсот двадцать шестом году. Ничего не понимаю…
Лазарус вздохнул:
– Вот поэтому я не хотел ничего рассказывать. Но пришлось – чтобы ты перестала беспокоиться. Мой корабль – такой, как у Жюля Верна, только лучше – умеет летать среди звезд, а я живу на планете, расположенной очень далеко отсюда. Мой корабль может передвигаться и во времени, точнее – во времени и пространстве одновременно. Это очень нелегко объяснить. Компьютер – это мозг корабля, машина, необычайно сложная. Мой корабль называется «Дора», и машина – тот компьютер, который им управляет, следит, чтобы все было в порядке, и ведет от звезды к звезде, – тоже зовется Дорой. Машина откликается на это имя, когда я с ней говорю. Она очень умная и умеет разговаривать. Кроме того, на корабле есть экипаж – мои сестры. Их двое. Они, конечно же, тоже твои потомки и очень похожи на тебя. Экипаж необходим – сами собой корабли не летают, за исключением автоматических грузовиков, которые двигаются по заранее вычисленному маршруту, – но всю трудную работу делает Дора, а Лаз и Лор, то есть Ляпис Лазулия Лонг и Лорелея Ли Лонг, говорят ей, что делать, и обеспечивают необходимым. – Он сжал бедро миссис Смит и ухмыльнулся. – Вот если бы тот сквознячок поднял твою юбку повыше, я бы сказал, насколько они похожи на тебя; девицы обычно бегают голышом. Но лицом они на тебя похожи. А скорее всего, и телом – если судить по тому, что я мельком увидел. Кроме того, Лаз и Лор тоже веснушчатые, как Мэри.
– Но и у меня высыпают веснушки, если я не прячусь от солнца. Когда мне было столько, сколько сейчас Мэри, отец звал меня «индюшачьим яйцом». Но полностью голыми? Неужели они совсем не носят одежды?
– О нет, они обожают наряжаться на вечеринку в модные платья. И еще когда холодно, но это бывает редко; там, где мы живем, тепло, как на юге Италии. Чаще всего они совсем ничего не носят. – Лазарус улыбнулся и погладил ее бедро. – Им не приходится оставлять трусики дома, чтобы заниматься любовью. У них просто нет никаких трусиков. Как, впрочем, и застенчивости. И они бы охотно занялись твоим отцом. Им нравятся пожилые мужчины: они гораздо моложе меня.
– Лазарус… а сколько тебе лет?
Лазарус помедлил.
– Морин, я не хочу отвечать на этот вопрос. Я старше, чем выгляжу, – эксперимент Айры Говарда удался. Лучше поговорим о моей семье. То есть о твоей. Все мы так или иначе происходим от тебя. Двое из моих жен и один из моих сомужей – потомки Нэнси и Вуди.
– Жен? Сомужей?
– Любимая, у нас брак имеет много форм. Там, где я живу, не приходится затевать развод или дожидаться смерти партнера, чтобы соединиться с тем, кого любишь. У меня четыре жены и три сомужа. Еще есть мои сестры Лаз и Лор. Они могут выйти замуж за члена другой семьи, а могут и остаться. И не смотри так удивленно – ты же сама говорила, что не будешь смущена, если я окажусь твоим сводным братом. Наследственность нас не беспокоит; в нашем времени знают о подобных вещах гораздо больше, чем здесь, и мы не рискуем здоровьем младенцев. А их у нас много. Есть еще кошки, собаки и всякая тварь. Дети их приручают и заботятся о них. У нас большая семья, мы обитаем в просторном доме, где всем уютно.
