Да, я выздоровела, но знала, что теперь Крис всегда будет ждать признаков моей психической нестабильности. И хотя мне было чем гордиться — своим выздоровлением и рациональностью, я прекрасно понимала, что всегда буду стоять на краю пропасти. Если ты там побывал, такое не забывается. Такое не скинешь со счетов. Если хоть раз тебе довелось увидеть бездну, раскрывающуюся под твоими ногами, бездну, которая так неодолимо тянет к себе, но ты понимаешь, что там тебя ждет не только безумие, но и полный крах собственной жизни, в которой когда-то были и счастье, и любовь… Да, только тогда ты понимаешь масштабы этой пропасти, в которой нет ничего, кроме смерти. И даже если ты выздоравливаешь, возвращенная при помощи медицины в хрупкое состояние нормальности, ты всегда будешь помнить про живущих там демонов, способных высосать из тебя душу и радость жизни. Они рядом. И всегда готовы к прыжку.
Очень забавно, что меня угораздило выйти замуж именно за психиатра. Человека, который знает меня как никто другой, но не имеет права лечить меня. По правилам врачебного этикета, я должна была идти на прием к коллеге Криса, и это ужасно смущало. Я уже представляла, как, выпив лишнего на корпоративной вечеринке, он говорит остальным: «А вы знаете, что жена Криса чокнутая?»
Когда я поделилась с Крисом своими страхами, он ответил, что я говорю глупости и что человек, который меня лечит, соблюдает все правила конфиденциальности. «Я бы мог доверить ему собственную жизнь», — прибавил Крис. «Или собственную жену», — горько усмехнулась я.
Крис не любил мое легкомысленное отношение к серьезным вещам. Да я и сама понимала, что он отчаянно пытается мне помочь. Любой нормальный муж, у которого жена в депрессии, поступил бы точно так же. Можно было представить его состояние, когда я болела. Он все время жил в страхе, что я наложу на себя руки, если, не дай бог, что-то случится с Иви.
Зазвонил телефон. В полной уверенности, что это Крис, я включила автоответчик. Но голос на той стороне провода принадлежал женщине. Знакомые мягкие, благозвучные интонации.
Джулиана. Я схватила трубку, уже зная, как мне следует поступить.
Я вызвала такси и через полтора часа уже была у нее. И вот я сижу за столом. В одной руке чашка с чаем, в другой — изысканный, идеально выглаженный носовой платок. Я плачу без остановки. В голос, понимая при этом, что веду себя как полная эгоистка. Джулиана только потеряла свою единственную дочь, а я всего лишь повздорила с мужем.
Как всегда, Джулиана была сама доброта. Она терпеливо выдержала мой эмоциональный выплеск и предложила остаться у нее на ночь. Я рассказала ей про свой нервный срыв. Прежде она не знала, почему мы перестали появляться в Корнуолле. Крис берег Элоиз и сослался на то, что Том готовится к выпускным экзаменам, а я ему помогаю. Элоиз была настолько погружена в собственные проблемы, что легко приняла подобные объяснения. Теперь я рассказала все это Джулиане не для того, чтобы она меня пожалела, а чтобы поняла, почему я так обостренно на все реагирую.
— Милая вы моя, — сказала Джулиана, — я знала, что вы ужасно переживаете. Но даже представления не имела, через что вы прошли.
— Мы не хотели беспокоить вас, Джулиана. Вы и так намучились с Элоиз.
— Что правда, то правда. Спасибо вам за заботу. Но все равно надо было сказать.
— Знаете, мне без конца хочется спать. Так бы и спала целыми днями.
— Элоиз говорила то же самое.
— Она была подавлена?
Что же я говорю? Да как не быть подавленной. Она же умирала.
— Простите, Джулиана. Она так тяжело болела…
— Да, но дело не в этом. Элоиз имела в виду, что, вне зависимости от рака, жизнь ее была лишена смысла.
— Но разве она не боролась? — запротестовала я. — Она изо всех сил сопротивлялась болезни.
— О да. Но только ради детей. Она прекрасно понимала, что нужна им.
— Но почему тогда ее жизнь была лишена смысла? Разве ее дети не были для нее всем на свете?
— Конечно, это так. Но в ее жизни произошло еще кое-что.
— О чем вы? Вы имеете в виду Теда?
Джулиана опустила голову. Ей было тяжко, она устала.
— Не могу сейчас говорить об этом. Но я рада, что вы побудете у меня, Кэти. Мы нужны друг другу, и нам есть о чем поговорить. Только давайте отложим это до завтра. Я попрошу Энни, чтобы она уложила вас спать.
Если бы такое сказал Крис, то получил бы от меня ответ, что я ему не маленькая. Но Джулиана говорила со мной как мать, моя мать, хотя мама не отличалась особой нежностью. Как же нам не хватает этого — знать, что нас любят, пекутся о нас. Почувствовать себя маленькой, прижаться к своей теплой, мягкой маме…
Энни (ей было за восемьдесят, и она с юных лет была личной горничной Джулианы) уложила меня в постель, подсунув грелку под стеганое одеяло и угостив горячим шоколадом. Она уже распаковала мои немногочисленные вещи, повесив одежду на плечики. Я чувствовала себя беглянкой из романа Джейн Остин. Уставшая, расстроенная, теперь я нежилась на мягких льняных простынях, укрытая заботливой рукой, словно завернутая в кокон. Заснула я быстро, первый раз за много лет получив настоящую материнскую заботу.
Как всегда, мне снился сон. Ко мне пришла Элоиз, но дух ее был спокоен. Она словно обволакивала меня, радуясь, что я приехала к Джулиане и нахожусь в родной для нее обстановке.
— Кэти, как хорошо, что ты подле моей мамы. Вот тут я могу спокойно поговорить с тобой. Побудь здесь еще, и я расскажу тебе про своих детей. Мне очень многим нужно поделиться. Я слаба, но пытаюсь набраться сил. Порою вдруг воспряну, но потом силы уходят, и я становлюсь пустотой — словно легкий дымок, гонимый ветерком. Ты знаешь, каково это? Каково быть пустотой, быть без сил, когда столько всего происходит?
Нет, я не могла постичь степень ее отчаяния, хотя и сама во время болезни боялась за Иви, будучи уверена, что ей грозит смертельная опасность. Может, Элоиз пыталась донести до меня что-то свое, материнское? Может быть, и она смертельно напугана, думая, что они в опасности?
«Да нет же, нет, это всего лишь сон, — убеждала я себя. — Элоиз умерла, упокоилась в своей могиле». А в призраки я не верю. Просто я так устроена, что мне снятся кошмары.
Глава седьмая
Не причиняя мне никакого беспокойства, Элоиз переходила этой ночью из одного моего сна в другой, и я не просыпалась в холодном поту, не гадала, что бы это значило. Утром меня разбудила Энни — принесла чашку чая и сказала, что Джулиана ждет меня в комнате для завтраков. У меня еще было время, чтобы принять ванну.
Через полчаса, свежая и приодетая, но без макияжа, я присоединилась к хозяйке дома. Как всегда, она мило улыбалась, но в уголках ее синих глаз застыла тревога.
Мы обменялись обычными утренними репликами. Помешивая ложечкой свой чай, Джулиана с едва сдерживаемым волнением тихо спросила:
