Вообще, они были счастливы тогда, купались друг в друге. Порою Тед смотрел на Элоиз с такой страстью, что я даже завидовала. Нет, конечно, у нас с Крисом все хорошо. Но Тед с Элоиз были такой романтической парой. Он — брутальный, с выгоревшими на солнце волосами, настоящий серфер и при этом — талантливый художник. Она — представительница богатого знатного рода. Все больше коллекционеров скупало его картины, и в скором времени в Лондоне должна была состояться его выставка. А мой Крис был психиатром, профессором, человеком выдающейся и важной профессии. Но провокативного обаяния корнуоллского художника ему не хватало.
Я буквально утонула в старом удобном кресле, обтянутом белой льняной тканью. Налила себе чаю и уставилась на огонь. Я чувствовала себя теперь маленькой изнеженной девочкой. Наверное, это неправильно, но меня окружили такой трогательной заботой, что я расслабилась. Этот дом убаюкивал, защищал от невзгод и бурь, но не следует обольщаться. Все это — сон, фантазии, мой побег от реальности, лишь бы забыть про смерть Элоиз, про болезненные домыслы убитой горем Джулианы и про мои собственные страхи.
Я взяла в руки «Грозовой Перевал». Книга словно сама раскрылась на том месте, где мистер Локвуд, желая укрыться от «светской суеты»
[7], прибывает в Мызу Скворцов, уединенное поместье в Северном Йоркшире. «Совершенный рай для мизантропа» — так отзывается об этих местах Локвуд. Однажды он решает навестить ближайшего соседа мистера Хитклиффа в его мрачном поместье Грозовой Перевал среди вересковых пустошей.
Жизнь в этих местах — словно загнившая рана, но Локвуд ничего не подозревает, радуясь новому знакомству. «Превосходный человек!» — думает он. Знал бы наш герой, какой сатанинский муравейник разворошил он своим приездом.
К вечеру разыгралась сильная метель, завыли ветра, и хозяин поместья с неудовольствием понимает, что его гостю нет никакой возможности добраться до дома. Скрепя сердце Хитклифф позволяет Локвуду переночевать в Грозовом Перевале. Гостю выделяют заброшенную и холодную комнату на самом верху. Бедняга Локвуд пытается заснуть, но не может.
Ему беспокойно. Подойдя к окну, он обнаруживает, что прежняя обитательница комнаты нацарапала на подоконнике свое имя на разный манер: «…Кэтрин Эрншо, иногда сменявшееся на Кэтрин Хитклиф и затем на Кэтрин Линтон…»
Проникшись таинственной атмосферой комнаты, Локвуд берет с подоконника дневники девушки и начинает их читать. Они так долго тут лежали, что набухли от сырости. Наконец Локвуд засыпает и видит яркие и горячечные сны.
В смятении он пробуждается. Или ему только показалось?..
…То был томик Джулианы, и описание снов Локвуда было жирно подчеркнуто черной ручкой.
На этот раз я сознавал, что лежу в дубовом ящике или чулане, и отчетливо слышал бурные порывы ветра и свист метели; я слышал также неумолкавший назойливый скрип еловой ветки по стеклу и приписывал его действительной причине. Но скрип так докучал мне, что я решил прекратить его, если удастся… «Все равно я должен положить этому конец», — пробурчал я и, выдавив кулаком стекло, высунул руку, чтобы схватить нахальную ветвь; вместо нее мои пальцы сжались на пальчиках маленькой, холодной, как лед, руки! Неистовый ужас кошмара нахлынул на меня; я пытался вытащить руку обратно, но пальчики вцепились в нее, и полный горчайшей печали голос рыдал: «Впустите меня… впустите!» — «Кто вы?» — спрашивал я, а сам между тем все силился освободиться.
В этом месте в текст были внесены изменения. Как нам известно, призрак назвал свое имя: Кэтрин Линтон. Но в томике Джулианы это имя было жирно перечеркнуто, а сверху написано черными печатными буквами:
Ее девичья фамилия.
И — жирно подчеркнутая строка:
Я пришла домой: я заблудилась в зарослях вереска!
Я в ужасе вскочила на ноги. Что это? Загробное послание от Элоиз к своей матери? Или, может, Джулиана впала в такое отчаяние из-за смерти Элоиз, что неосознанно сама проделала это? Что, если во сне она спустилась в библиотеку, подошла к письменному столу из вишневого дерева, взяла ручку и вписала имя дочери в книгу, которой они обе так дорожили? А потом отнесла книгу к себе в спальню, а поутру проснулась в искреннем изумлении, что ее мертвое дитя каким-то неизъяснимым способом оставило для нее такое вот послание.
Я не знала, как все было на самом деле. Взволнованная, преисполненная смятенных мыслей, я отложила книгу с пледом и покинула беседку — меня более не прельщали ни горячий чай, ни натопленная печка.
Я шла по старой уютной тропинке и постепенно успокаивалась. Этот парк в Роузлэнд Холле существует уже много веков. Здесь рождались предки Элоиз, когда-то они тоже были маленькими детьми. Они играли тут среди деревьев, жили счастливой и безмятежной жизнью. Само поместье располагалось у подножия Бодмин-Мур с его вересковой пустошью.
Меня вдруг охватила нервная дрожь. Я словно услышала крик, доносящийся из-за скованных холодом деревьев: «Я пришла домой: я заблудилась в зарослях вереска!»
Когда я вернулась в дом, Джулиана уже ждала меня, готовая приступить к трапезе. Мы присели возле камина в гостиной. Джулиана была взволнована.
— Ты видела, Кэти? Прочитала в «Грозовом Перевале»? Ты видела, что она…
Не торопясь вошел Эрик с графином шерри на серебряном подносе. Поставив его на боковой столик, он наполнил вином два изящных хрустальных бокала. Мы не проронили ни слова, пока он не ушел.
— Да, я видела, — сказала я как можно более спокойно.
Джулиана взволнованно наклонилась вперед:
— И что ты об этом думаешь? Я в полной растерянности. Что она пытается сказать мне? Ведь это она написала. Но что она имела в виду? О, Кэти, я ведь не схожу с ума?
Я не нашлась с ответом. К счастью, вошла Энни и сказала, что накрыла к обеду. У Джулианы были превосходные манеры, и она не выказала ни малейшего раздражения по поводу того, что наш разговор прервали. Мы проследовали в столовую и расположились за роскошным дубовым столом под белой льняной скатертью, на которой были расставлены тарелки, серебряные приборы и хрусталь. Таков был стиль Джулианы и отношение к принятию пищи. Всюду по комнате на полированных столиках красовались божественной красоты вазы с нарциссами и форзициями. Атмосфера полной идиллии и гостеприимства. Впрочем, сейчас это никак не могло помочь Джулиане. Она молча ждала, пока Энни подаст первое блюдо — гороховый суп с ветчиной. Когда служанка удалилась, Джулиана сказала:
— Я вижу, что вы про себя смеетесь над моими домыслами.
— Нет, что вы. Меня посещают такие же странные мысли и снятся такие же странные сны про Элоиз. И все же, Джулиана, нам следует как-то удостовериться, что мы способны сохранять разумность.
Джулиана недоуменно улыбнулась:
