Филлис запела:
Давай, давай, подружка,
Выходи поиграть со мной,
Выноси своих куколок,
Заберись на мою яблоню,
Выпей мою дождевую бочку,
Спустись в мой погреб,
И мы станем лучшими друзьями!
Фиби поежилась. Ребенок разинул рот и завопил, он вопил до тех пор, пока хватало дыхания. Его лицо стало лилово-красным.
Перед Филлис на полированном кофейном столике, накрытом салфеткой, которую Филлис сама связала крючком, лежала «Книга фей». Темно-зеленая обложка была изрядно потрепанной. Фиби хотелось взять книгу и наконец узнать, какие секреты скрываются внутри.
Она гадала, та ли это книга, которую Хэйзел и Филлис обнаружили в лесу, когда еще были девочками.
Краешком глаза Фиби уловила человеческий силуэт, прислонившийся к каминной полке и качавший головой. Казалось, он говорил: «Тебе ли не знать?»
Фиби моргнула, и силуэт пропал.
Комната, которая некогда казалась ей такой теплой и уютной, вдруг стала тесной и душной. Аромат цветочного попурри в банках был тошнотворно-сладким и вызывал головокружение. Взгляд обратился к фотографиям на каминной полке: Сэм, Лиза, мама и папа улыбаются, сидя на скамейке. Счастливая семья. В другой рамке – доктор Юджин О’Тул, прадед Сэма, гневно взирал на них блестящими темными глазами.
Фиби осознала, как сильно она заблуждалась насчет этого дома и этой семьи. Он был гораздо темнее и опаснее, чем те места, где выросла она. В обшарпанных квартирках, которые снимала ее мать, все было на виду. Их жизнь была грязной и жалкой, но они не претендовали ни на что иное. Здесь все казалось нормальным и даже идеальным, но все это был сплошной обман.
– Думаю, маленький Максвелл будет рад познакомиться с тобой, – сказала Филлис, глядя на Габриэллу. – Он не очень интересуется бутылочкой, он голоден. Сможешь, дорогая?
Габриэлла отвесила глубокий кивок, больше похожий на поклон, и выступила вперед, чтобы принять плачущего младенца. Филлис встала и уступила им кресло-качалку. Габриэлла подняла рубашку, и ребенок мгновенно присосался к ее груди. Габриэлла покачивалась и что-то тихо напевала ему с довольной улыбкой на лице. Напряженное тело маленького Максвелла наконец расслабилось.
– Ребенку нужна мать, – со вздохом сказала Филлис и пожала плечами. – А матери нужен ребенок.
– Но она не его мать, верно? – спросил Сэм, мрачно наблюдавший за кормившимся младенцем. – Это ребенок Лизы, а она – не Лиза.
– Она – единственная мать, известная Максу. Если бы Лиза была здесь, то она бы позаботилась о ребенке. Но ее здесь нет. Может, поставить воду на чай? Думаю, нам нужно о многом поговорить.
– Что случилось с Лизой, мама? – спросил Сэм.
Филлис вздрогнула.
– После родов… начались некоторые осложнения.
Теперь уже Фиби вздрогнула; она надеялась, что никто этого не заметил.
– Боже мой, – сказал Сэм. – Она была жива все эти годы и жила в маленькой подвальной комнате у Хэйзел? И ты знала? Ты ездила навещать ее?
Филлис кивнула.
– Она же была твоим ребенком!
– Да. Но она сделала свой выбор. Ты же помнишь, какой она была, Сэм. Она была так решительно настроена идти своим путем.
– Ей было двенадцать лет, мама, – ломающимся голосом произнес Сэм.
Филлис цокнула языком и покачала головой. Жаль, но ничего не поделаешь.
– Это ты был в лесу, да? – осведомился Сэм, рассматривая своего странного бледного кузена. Джин не ответил и даже не посмотрел в сторону Сэма. Его глаза казались пустыми и остекленевшими. Фиби почудилось, что он даже не услышал Сэма.
– Джин, – сказала Филлис. – Завари чай, дорогой. И достань немного печенья из жестянки в буфете.
Бледный Джин кивнул и пошел на кухню. Он двигался медленно, заметно хромая.
– Ты знала, где он был и что там происходило, – сказал Сэм. – Ты с самого начала участвовала в этом.
Филлис наклонилась вперед и заговорила приглушенным голосом:
– Есть вещи, о которых ты не знаешь. Вещи, от которых я старалась защитить тебя. Ради твоего же блага, Сэм. И ради блага семьи.
Сэм грозно рассмеялся.
– Ради семьи? Но я член твоей семьи. Лиза была членом твоей семьи. Зачем ты защищала Джина от нас?
Филлис вздохнула и переплела пальцы. Она переводила взгляд с Сэма на Фиби, явно обдумывая, как лучше продолжить.
– Твоя тетя Хэйзел забеременела в тринадцать лет в результате кровосмесительной связи с нашим дедом.
«Интересно, – подумала Фиби. – Ни слова о Тейло».
– Но я думал, что она забеременела в шестнадцать, – сказал Сэм.
Филлис кивнула. Кожа на ее лице натянулась, уголки губ опустились вниз.
– Верно. Но тогда она родила Эви.
– А папа был отцом Эви, верно?
– Господи помилуй, нет! Это Хэйзел тебе сказала? Это был санитар в доме престарелых, где она работала. У нее была девичья влюбленность в Дэвида, и, думаю, в ее вымышленном мире он стал отцом Эви.
Филлис откашлялась и продолжала:
– Не знаю, как долго продолжалось насилие, учиненное нашим дедом. Но она забеременела в тринадцать лет, и не было никаких сомнений, чей это ребенок. Было принято решение объявить миру, что ребенок умер в младенчестве, но Хэйзел решила сохранить его. И дед позволил ей это сделать. Однако были и правила. Первое правило гласило, что ребенка нужно спрятать в надежном месте. Второе правило гласило, что он не должен знать, кто его отец. Поэтому Хэйзел растила мальчика в убеждении, что его отцом был Король фей. Она рассказывала ему такие же истории, какие мы сами слышали в детстве. О том, что в Рилаэнсе находится дверь в иной мир. О том, что наш дед был подменышем, оставленным феями. Думаю, что Хэйзел и сама поверила, что это правда.
Шесть пальцев не были признаком волшебной крови; это был признак генетической мутации, инбридинга.
– Но я читала дневник Хэйзел, – сказала Фиби. – Вы сами верили в Тейло. Вы сказали Хэйзел, что он был отцом Джина.
Филлис снова вздохнула.
– Да. Я пошла на поводу у этой фантазии. Для Хэйзел это было легче, чем иметь дело с правдой. Поэтому я поощряла заблуждение. Хэйзел всегда была… слишком впечатлительной. В этом отношении она была похожа на Лизу.
Филлис обернулась, посмотрела на фотографию Лизы и Сэма, стоявшую на каминной полке, и сокрушенно улыбнулась.
– Бог ты мой, – сказал Сэм. – У Джина не было ни единого шанса.
– Подумай об этом, Сэм, – сказала Филлис, глядя на него широко распахнутыми глазами. – Мальчик с богатым воображением вырос в одиночестве, воспитанный на строгом рационе из волшебных сказок. Единственным другом была его сестра Эви, которая поклялась хранить тайну. Она приносила ему подарки. Рассказывала истории о внешнем мире, о своей семье, о тебе и Лизе. Он полюбил Лизу еще до того, как увидел ее. Эви приносила ему фотографии и записи сказок, которые придумывала Лиза. Когда ему исполнилось шестнадцать, он уговорил Эви помочь ему спрятаться в автомобиле, чтобы самому увидеть Лизу.