– Ой, да проваливайте! – рявкнула, пока в рядах не послышались выкрики: «Мы тебя не бросим». – Пока мы тут разговоры ведем, Викард и Толлян штурмуют замок. Не знаю, как вы, а я ни одного, ни второго в короне видеть не хочу.
В этот раз тишина продлилась чуточку больше, я даже начала сомневаться, получу ли ответ. Перед глазами возникла впечатляющая картинка того, как Шархай взваливает на плечо протестующего наследника, а Гуля летит сверху и хитро ухмыляется во все клыки.
– Люблю, – раздалось тихое признание, и все стихло.
Я удивленно таращилась на стену с видом «это что сейчас было?». Глошад в задумчивости стоял рядом.
– Порой мне кажется, что любовь похожа на привидение, – после затянувшейся паузы изрек старший наследник.
– А?
– Все о ней говорят, но не все видели. – Принц взял мою руку и потянул к лестнице. – Идем, надо торопиться.
* * *
Глошад прикрыл глаза, контролируя своих подопечных. Сидящий на креплении одного из факелов мышонок повернул голову, и в отражении черных бусинок-глаз, как в зеркале, отразились огоньки чужих факелов.
Пока большая часть его армии воевала наверху, Викард в окружении самых верных воинов шел по туннелю, сверяясь с выданной старшим наследником картой, но на развилке притормозил и нахмурился.
– Господин?
– Чертовщина какая-то…
Слова, подхваченные эхом, разнеслись далеко в глубь трех подземных ходов и стали катализатором. Своды вздрогнули и задрожали, темнота проходов ожила от концентрации древней магии и нанесла удар.
Отбиваясь от вылезших из-под земли кривых корней, отряд попятился к стене. Викард так и не понял, кто и как заманил его в ловушку, а маленький мышонок уже перепрыгнул на плечо среднего наследника престола и вцепился в мочку уха. Блеснула капля крови…
Глошад мысленно кивнул и, не сбиваясь с шага, переключился на другого лазутчика.
Черный мышонок охотно следовал за Толляном. Этот, в отличие от братца по королевской крови, привык хитрить всегда и при любых обстоятельствах. А потому, если и поверил в инструкции Глошада, то в итоге все равно решил действовать по-своему.
Пользуясь преимуществом, его наемники первыми осадили замок и блокировали все выходы-входы, в то время как сам Толлян медленно, но верно подбирался к дверям тронного зала.
– Я слышал крики, – сообщил лорд Стенд, второй меч Аристалии. Увы, не посмевший так же легко пренебречь собранным на него компроматом, как это сделал Дерен Маккалич.
– Откуда?
Толлян завертел головой.
– Галерея.
Стенд указал на дверь, за которой еще недавно кипела схватка оборотней с ожившим барельефом и статуями.
– Не наши проблемы, – расплылся в улыбке плутоватый принц и подтолкнул копающегося у дверей мага. – Вскрывай! Я должен быть первым…
Глошад так не считал, а посему его исполнитель незаметно вскарабкался по штанине, нырнул за голенище сапога и прямо через ткань брюк прокусил икру принца.
В этот раз каплю крови успели заметить только черные бусинки глаз мышонка.
– Куда мы идем?
Ноэми дернула его за рукав, и третьего приказа к действию старший наследник отдать не успел.
Обернувшись на свою спутницу, он в очередной раз удивился тому, насколько ее внешность экзотична и притягательна. Большие синие глаза, гладкая кожа, черный водопад волос и грация, доступная только кошкам. Ею можно было любоваться часами, что он иногда и делал, пробираясь в спальню пардочки в облике Блоша. Еще больше ему нравилось подглядывать за ней в душе, но интересовала Ноэми не поэтому.
– Мы идем в обход.
– Ну конечно! – с нескрываемым сарказмом воскликнула она, смешно морща носик. – В обход – это же гораздо быстрее. Это мы как раз к ночи и доберемся.
Глошад улыбнулся и, воспользовавшись шириной прохода, пошел рядом. Изредка их руки касались, и он находил в этом какое-то особое удовольствие. В подземелье стояла глубокая тишина. Он привык к тишине и отдал бы многое, чтобы вот так просто идти с Мими, изредка касаясь ее теплой кожи подушечками пальцев, но сейчас требовалось подготовить пардочку к разыгрываемой комбинации.
Лишь бы она поняла все правильно…
– Ты играешь в шахматы?
– Скукота! Я – парда, не забыл? Машина для убийств и все такое. У меня в крови война, а не вот эти ваши… – Она вскинула руки, не находя подходящих слов, а потом припечатала: – тактические ужимки.
– Ошибаешься. – Наследник мягко улыбнулся. – Шахматы – это не что иное, как расширенное единоборство.
– Скажешь тоже!
– Вообрази схватку двух борцов, – предложил Глош, стараясь подстроиться под шаги девушки так, чтобы той было комфортнее. – В поединке каждый из них стремится при помощи физического насилия принудить другого выполнить его волю. Цель каждого – сокрушить противника, сделать того неспособным ко всякому дальнейшему сопротивлению. Шахматы – та же борьба. Борьба умов.
Ноэми покосилась на него с недоверием, как смотрят на несущего бред ребенка, и Глошад с содроганием понял, что ему нравится даже ее скепсис.
Остановившись и встав напротив, он коснулся пальцами ее щеки, погладил шею и, зачарованно глядя на приоткрывшиеся губы пардочки, признался:
– Прелесть шахмат заключается в отсутствии удачи. Только сухой расчет и планирование.
Улыбнувшись, он отстранился и сделал приглашающий жест в сторону скупо освещенного зала. Туда, где в самом сердце, на специальном возвышении поражал своим величием престол Аристалии.
Глава 13
Правителями не рождаются
– Вынуждена признать, что идея отправиться в обход оказалась не так уж и плоха, – проворчала я, уже идя по залу.
Глошад мягко ступал за моей спиной.
Помнится, в детстве единственным местом, куда мы с Джеромом не рисковали совать свои любопытные носы, был тронный зал. Приятель откровенно боялся взбучки от родителей, я же испытывала суеверный страх перед престолом.
Стилизованный под древо жизни, он поражал своей монументальностью. Спинка трона, выполненная из редкой красной древесины, символизировала ствол, который поднимался на добрых три метра от земли. На верхушке древесину оплетали сотни, если не тысячи, витков золотых, серебряных и платиновых нитей, создававших пышную крону.
Крона делилась на четыре части, символизирующие времена года. От рождения жизни к ее угасанию. Весна – буйное цветение, создаваемое розовым сиянием сапфиров; лето – изумрудная листва; осень – капельки янтаря с гроздьями рубинов, изображавших плоды; зима – холодный блеск бриллиантов.
Король сидел у подножия древа, головой касаясь ствола, а ногами врастая в землю, подобно корням. Шестнадцать лет давалось каждому монарху, чтобы увидеть расцвет своей власти, его мерное течение, познать плоды собственных приказов и приготовиться к неизбежному угасанию.
