* * *
В 1835 году инженер и предприниматель Сергей Иванович Мальцев проехал по Ливерпульско-Манчестерской дороге в Англии и по конно-железной дороге в Австрии из Будвейса в Минц, построенной по проекту профессора Венской политехнической школы, чеха Франца Антона Герстнера.
По возвращении в Петербург Мальцев, желая доказать, что он не зря «болтался» за границей, решился блеснуть своими знаниями о железных дорогах и попросил императора о встрече. Николай Павлович согласился и пригласил министра финансов Егора Францевича Канкрина. Канкрин, противник железных дорог, на встречу идти не желал, но когда пришел, на ломанном русском языке попытался доказать, что у молодого человека слишком сильное воображение и не стоит вообще его слушать. Государь же в укор Канкрину продолжал интересоваться у Мальцева, куда бы он повел дорогу. Тот не растерялся и, подыгрывая государю, говорил, что одну дорогу он бы построил в Китай, а вторую — в Индию.
У Николая Павловича, к тому времени, уже была записка от чешского инженера из Австрии Франца Антона Герстнера с проектом строительства в России железных дорог: Петербург— Москва — Нижний Новгород; Москва — Одесса или Москва— Таганрог. В случае принятия проекта Герстнер обращался со «скромной просьбой о монополии в течение 20 лет». На такой проект Николай Павлович согласиться не мог, но принципиально уже склонился к мнению о необходимости железных дорог в России. Во время очередной встречи с Герстнером император сказал: «Ты мною будешь доволен. Я верю, что можем строить в России железные дороги; в Америке, где снегу много, выстроили; я посылаю смотреть, и начнем!»
121
В 1834 и 1835 годах Николай Павлович много путешествовал: выезжал за границу, бывал во многих городах империи. Во время поездок он не прекращал работать, писал письма, давал распоряжения. По возвращении в Петербург государь встречался со своими соратниками с тем, чтобы или начать новое дело или завершить начатое.
В 1835 году принц Петр Григорьевич Ольденбургский, сын сестры государя, великой княгини Екатерины Павловны, убедившись в непорядках, которые существовали в сенаторских и других судебных канцеляриях, написал письмо императору. В нем он высказал предположение о создании особенного Императорского училища правоведения и пожелал пожертвовать на его создание крупные денежные средства. Николай Павлович препроводил письмо Сперанскому. Михаил Михайлович поддержал предположение принца в докладной записке от 24 января 1835 года. В мае проект устава и штатов училища правоведения были утверждены государем, и об учреждении его в тот же день последовал Указ Правительствующему Сенату.
Для помещения училища принц купил дом Ивана Ивановича Неплюева на берегу Фонтанки, напротив Летнего сада. 23 ноября митрополит Московский Филарет освятил училищную церковь св. Великомученицы Екатерины, а 5 декабря в присутствии императора Николая I, наследника Александра Николаевича и великого князя Михаила Павловича состоялось торжественное открытие училища.
8 января 1836 года Императорская Академия Наук получила новый устав. К кафедрам исторической и физико-математической прибавилась кафедра наук филологических. Увеличены были штаты Академии, что позволило расширить академические музеи и коллекции. В ведение Академии поступила астрономическая обсерватория в Пулково.
В феврале Николай Павлович приглашает в Зимний дворец Павла Дмитриевича Киселева, с которым еще в прошлом году обсудил начало крестьянской реформы в империи. После обеда, на котором вместе с ними присутствовали граф Юрий Александрович Головкин и граф Александр Христофорович Бенкендорф, император попросил Киселева остаться и, посадив его напротив себя, завел разговор о реформе казенных крестьян.
— Я давно убедился в необходимости преобразования их положения; но министр финансов, от упрямства и неумения, находит это невозможным, — откровенно признал император и высказал предложение, которое вынашивал с первой встречи с Киселевым после его возвращения в Россию: — Я желаю, прежде всего, сделать испытание в петербургской губернии… Мне нужен помощник, и так как я твои мысли на этот предмет знаю, то хочу тебя просить принять все это дело под свое попечение и заняться со мною предварительным примерным устройством этих крестьян, после чего мы перейдем в другие губернии и мало-помалу круг нашего действия расширится… Поручить же преобразование петербургских крестьян военному генерал-губернатору Эссену — кроме вздора ничего не будет. А потому не откажи мне и прими на себя труд этот в помощь мне.
Николай Павлович посоветовал Киселеву увидеться со Сперанским и в завершении разговора сказал:
— Ты будешь мой начальник штаба по крестьянской части. Еще раз спасибо.
Император сдержал свое слово. Сразу после этой встречи было учреждено V Отделение Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, начальником которой назначался Павел Дмитриевич Киселев.
122
Решительнее всего с крестьянской реформой император действовал в Юго-Западном и Северо-Западном краях, где после подавления польского восстания с местными помещиками можно было не церемониться. Польский мятеж привел к тому, что многие поместья помещиков были конфискованы. Они сдавались в основном в аренду польским шляхтичам с правом требовать панщину.
Польские управляющие постарались отомстить крестьянам, сослужившим добрую службу правительству России во время восстания. В их защиту вступился Павел Дмитриевич Киселев. В своей записке императору, напомнив, что крестьяне в западной России представляют силу в десять раз превышающую по численности помещиков и шляхту, он писал: «Низший класс, состоящий из крестьян, не по истинной преданности к России, но по ненависти к владельцам католикам, наложившим тяжкое на них бремя безучастием своим в их замыслах, дает собою важный перевес в пользу правительства. А потому само собою следует, что нужно обессилить связь и влияние первых классов, а с тем вместе утвердить права, благосостояние и преданность к правительству последнего».
123
Мысль, высказанная Киселевым, нравилась государю, но методы решения крестьянского вопроса в его понимании должны были исключать опору на крестьянство, или какие-либо заигрывания с крестьянским населением в борьбе с помещичьей фрондой. Это касалось и западных, и прибалтийских губерний. Как и в вопросах внешней политики, император был принципиальным противником опоры на какие-либо массовые движения. Реформы, в его представлении, должны были проводиться только сверху и только законными методами.
В этом мнении он укрепился после откровенного разговора с Михаилом Павловичем.
— Александр Павлович в начале своего правления тоже болел освобождением крестьян, но вскоре излечился. А такие планы были, такой размах! — высоко задирая длинные руки, говорил великий князь, расхаживая перед столом, за которым сидел император.
