Внутри все клокотало. Стиснув зубы, прошла мимо него в ванную. Уловила знакомый запах, и так защемило сердце…
Он все еще стоял в дверях и был какой-то непривычный, не самоуверенный и властный, как обычно, и говорит тихо, что совсем уж на него не похоже.
Не предлагая ему сесть и стараясь не встречаться с ним глазами, я стала размешивать творог, добавила яйцо, муку, посолила, посластила и стала раскатывать колбаску. Даже на некоторое время позабыла о нем.
– Ловко у тебя получается, – тихо заметил он. – Это что будет, сырники?
– Ленивые вареники.
– Угостишь? Я сто лет не ел вареников. – Я пожала плечами и ничего не ответила. – Ванная там? Тогда я помою руки.
Он скрылся из виду, а я продолжала злиться. На черта он явился, не запылился? Никто его тут не ждал. Я зашла в комнату и замерла…Господи, сколько цветов! Целая гора цветов занимала весь стол. Я в восхищении их разглядывала, но тут же одернула себя – пусть своей Светлане дарит, а я как-нибудь без цветов обойдусь. Подумаешь, цветочки… И даже пахнут нежно.
– Нравятся?
Я вздрогнула от неожиданности и небрежно бросила.
– Красивые.
В конце концов, чем цветы-то провинились?
– У тебя найдется подходящая ваза?
– Ваза? – Фыркнула я, – тут ведро надо. Сейчас посмотрю, – буркнула я, все еще не сдаваясь.
Повертела головой в поисках подходящей посудины – конечно, такой не оказалось.
– Что ты ищешь?
– Куда поставить.
– А ведро есть?
– Кажется на балконе старое эмалированное.
– Тащи эмалированное.
Ведро было старое и облупленное, просто грех ставить в него такие красивые цветы. И тут так долго сдерживаемые слезы, закапали из глаз. Он вышел ко мне на балкон, повернул к себе и нежно вытер слезы. Я уткнулась ему в грудь, вдыхая родной запах, и так стало сладко и хорошо.
– Не плачь, черт с ним.
– Жалко цветы.
– Давай в несколько ваз поставим.
Удивившись столь простому решению, я радостно кивнула и стала искать вазы. Кое-как разместила в три вазы, остальные поставила в две трехлитровые банки.
В какой-то момент он опять оказался рядом и сгреб меня в охапку.
– Прости меня.
Подняв голову, отстранилась и посмотрела в глаза.
– Простишь?
Я помолчала и кивнула.
– Скажи, что все простила?
– Послушай, я могу тебя простить, но ведь из памяти сразу не вычеркнешь. И потом, мы вместе работаем…
– Увольняйся!
Вот как, увольняйся! Внутри все запротестовало.
– А если мне нравится эта работа? Почему я должна увольняться?
– Мам! – Муся заглянула в комнату – Там вода кипит вовсю…
– Иду! – Я выбежала на кухню.
– Ого! Прямо как на день рождения, – Муся вошла в комнату и разглядывала цветы. – Красиво! – Одобрила она, и тут же бесцеремонно спросила – Это по какому поводу?
Вопрос застал врасплох, он даже растерялся, но все же ответил.
– В честь примирения.
– А-а, вы, значит ссорились?
– Не то, чтобы ссорились… в общем, я обидел маму.
– А теперь, прощения пришли просить?
– Ты догадливая.
– А она простила?
Бородин вздохнул, а Муся продолжала.
– Я бы простила.
– Спасибо, это внушает надежду.
Муся уселась на диван и внимательно разглядывала Алексея. Под этим взглядом ему стало неловко, и он заерзал на стуле.
– А почему вы к нам раньше не приходили? Я вас никогда не видела.
Пока Алексей продумывал ответ, она опять спросила.
– Значит, вы мамин директор? – Получив утвердительный кивок в ответ, неожиданно сделала вывод – Выходит, и бабушкин начальник… Ну ничего себе!
Муся поднялась, опять одарила его критическим взглядом и молча вышла.
Сделав поменьше огонь, бросила в воду вареники и поставила три тарелки. Засомневалась, может, в комнате накрыть, но тут же прогнала эту мысль. Ничего с ним не случится и на кухне поест. Здесь он не начальник, здесь он мой гость. И все!
Он стоял в дверях и молча наблюдал за мной.
– Давай помогу.
– Не стоит. Да и нечего помогать, у меня не банкет, всего лишь вареники со сметаной… Муся! Иди есть.
Первая, конечно, явилась Зури и стала нежно обнюхивать стол. На кухне стало совсем тесно, я вытолкала ее в комнату и закрыла там.
Кивнув на стул, бросила ему «садись» и сама уселась напротив, Муся села между нами. Она ела, бросая на нас выразительные взгляды. Алексей, помешкав, тоже придвинул тарелку и быстро ее опустошил.
– Вкуснотища, – похвалил он.
– Да, у нас все хорошо готовят, – откликнулась Муська, – и бабушки, и дедушка и мама.
– А ты?
– А я готовить не люблю.
– Ты в каком классе учишься?
– В девятом.
– Еще не задумывалась, кем хочешь быть?
– Хочу-то я многого, да возможностей мало.
Алексей вопросительно поднял брови, я тоже заинтересовалась.
– Ну, например, мне хотелось бы быть журналисткой, но, сами понимаете, на этот факультет не попадешь, а если попадешь, то только на платный, а там такие бабки… На экономический вообще смысла нет идти, там и так все забито, потом на работу не устроишься. В общем, пока не знаю. – Она обернулась в мою сторону – Мам, а бабушкиных пряников не осталось? Принеси мне потом с чаем, ладно? Спасибо, – кивнула нам, по дороге выпустила Зури и закрылась вместе с ней у себя.
– Интересная у тебя дочка, – он выглядел неуверенным, и это было необычно. – Оль, давай забудем, а? – Он накрыл мою руку своей. – Что ты решила с ребенком?
– Не волнуйся, я сделаю аборт.
Он поморщился.
– Я как раз наоборот волнуюсь… Прошу тебя, не делай этого, пусть родится ребенок. – Он замолчал, подыскивая слова – Я очень этого хочу. – И торопливо продолжал – Я устрою тебя в лучшую клинику, всем обеспечу…
Он много чего еще говорил, обещал, но… не сказал главного…
Я слушала, опустив голову, и все ждала этих слов. «Ну скажи же, ну скажи, что любишь меня».
– Оль, я хотел…
– Я поняла тебя, не стоит продолжать, – не дала ему договорить. – Спасибо за все лестные предложения, за клинику и вообще, – сглотнув комок, взяла себя в руки – но ничего этого не надо. Знаешь, возможно, я оставлю ребенка, но он будет только мой, и конечно, я уйду с работы.
