«Ролекс» слабо подал голос, возвестив о
полуночи. В четыре тридцать из Симферополя в Москву есть самолет. Помнится,
Кира ужас как возмущалась этим: кошмар, какая рань! Они с Алкой дружно решили,
что хохлы создали такой драконовский рейс в целях борьбы с захватчиками-москалями,
а теперь… теперь чем раньше самолет, тем лучше! Времени добраться в обрез, но
побыстрее нужно оказаться на трассе Феодосия – Симферополь. Там ночь-полночь
летают машины, за сто баксов хоть на трап самолетный завезут! Главное, чтоб не
ждала ее в аэропорту оперативка, а к доске объявлений «Их разыскивает милиция»
Кира больше не подойдет ни за какие блага мира. К тому же внутренний голос
шептал ей, что так далеко враг не простер своих лап. Его интересовала
коктебельская округа, глухомань. В Симферополе-то компьютеры уж точно есть! Тут
в два счета можно доказать собственную невиновность!
Ну, все готово. Кира еще раз обвела светлым
лучом фонарика комнатку, мысленно прощаясь и с ней, и с подругой, образ которой
оставляла здесь навсегда, и, взгромоздившись на стол, нащупала перед собой
плафон люстры. Этот пластиковый гроб держался на четырех винтах, два из которых
выполняли чисто декоративную роль. Кира вытащила их, сноровисто вывернула два
других винта, сняла плафон, сунула туда руку… и обмерла: тайник был пуст.
Драгоценные минуты уходили, убегали, улетали,
а Кира все еще стояла на столе, бестолково ощупывая плафон. Сколько раз они с
Алкой прятали деньги и документы в люстры! Это были надежнейшие, отличнейшие
тайники, вскрыть которые не додумывались ни бдительные секьюрити, ни сверх меры
любопытная гостиничная прислуга. Что там подруги только не прятали… И должно же
было случиться так, чтобы именно сейчас, когда вся надежда Киры была на эти две
тысячи долларов, какая-то ушлая головенка надумала сюда заглянуть. И мало того,
что свистнули деньги! Загранпаспорта Киры и Алки, взятые во избежание
конфликтов с бойкими украинскими погранцами, которые, что ни день, вводили на
своих рубежах новые порядки, тоже пропали.
Ну, класс… Ни денег, ни документов!
Кира покачала головой. Да, неведомый противник
озадачивал ее все больше. Он великолепно изучил свои жертвы!
А может быть, все проще? Если виновник всего –
тот самый загадочный блондин в белом джипе, не могла разве Алка разболтать ему
о тайнике? Вряд ли… Она никогда не смешивала частную жизнь с общественной, а
деньги у подруг все-таки были общие. Скорее все еще проще! Наверняка тайник
учуяла баба Нонна – и обчистила его. Совершенно непонятно только, зачем ей
паспорта. Ну, верно, решила: красть – так красть. Вот же зараза… И, конечно,
она так заховала добычу, что и с собаками за трое суток не сыщешь. А у Киры нет
ни собак, ни этих трех суток… Что же делать? Можно, конечно, пойти повыть над
бабы-Нонниным погребом: «Это Алла! Отдай мои деньги! Отдай мой паспорт!» Глядишь,
баба Нонна с перепугу и отдаст. Но что она подумает о повадках призраков, если
«Алка» заодно начнет хлопотать и о паспорте подруги?
Кира задумчиво спустилась со стола, и внезапно
под ногой что-то бумажно зашуршало.
Сердце так и подскочило. Кира опустила фонарь,
однако на полу, вместо вожделенной россыпи «зеленых», сиротливо валялась
какая-то скомканная бумажка.
Кира развернула ее – и едва не отбросила
снова, будто ядовитое насекомое. На нее мрачно глянуло собственное лицо и
запрыгали буквы: «За совершение особо тяжких преступлений…» Нет, выбрасывать
эту гадость не стоит. Это улика. Может быть, когда-нибудь милиция найдет того
негодяя, который все это учинил. С каким наслаждением Кира швырнет эту листовку
ему в лицо!
Она сунула бумажонку в рюкзачок – и вдруг
поняла, что милиция, пожалуй, найдет «того негодяя» куда позднее, чем ее.
Потому что по улице промчалась машина и, взвизгнув тормозами, остановилась как
раз рядом с калиткой бабы Нонны.
* * *
Сорвать занавеску с окна, распахнуть его и
выскочить во двор оказалось секундным делом. Пригибаясь, она уже обегала дом,
стремясь к пролому в ограде, а из светлой машины – вроде бы «уазик»
милицейский, но в темноте проулка не разобрать, – только еще выходил
человек. Высокая мужская фигура задвигалась, открывая калитку, и Кира ощутила
враз страх и облегчение. Неужто Мыкола?! Вполне живой… черта с два его так
просто свалишь, тут не табурет нужен, а хотя бы стол! Но, очевидно, даже и
табурет смог оказать на Мыколу определенное воздействие. Во всяком случае, он не
включил фары, не направил их на дом и двор. В этом случае Кирино путешествие
закончилось бы, не начавшись. Мыкола зашагал по дорожке к дому, ступая так
тяжело, что под этой шумовой завесой Кира с легкостью достигла известного
пролома, перескочила через него – и канула в уличную тишину и темноту.
Да, на появление Мыколы отреагировали
включением света только два-три соседних дома. Весь прочий Коктебель мирно
спал, и никто не орал вслед Кире: «Держи! Лови!» – пока она, подобно призраку,
неслась к берегу, почти не замечая дороги, потому что в эти минуты
перестраивала всю программу своих действий.
Теперь в Симферополь ехать нельзя. Во-первых,
нет денег на машину. А если бы они даже и были, ясно: первое, куда позвонили
всполошившиеся Панько с очухавшимся Мыколою, это в аэропорт. В четыре – самолет
в Москву, затем, с двухчасовыми интервалами, в Киев, опять в Москву, опять в
Киев, в Петербург… Очевидно же, что сюда и только сюда будет стремиться
беглянка раньше всего. Из Симферополя есть дневной и вечерний поезда на Москву,
а из Феодосии – только вечерний.
Конечно, на железной дороге тоже поставят всех
на уши, однако можно и не ставить: билеты ведь продают только по предъявлении
паспорта. Тут-то ее и…
Никто же, кроме Киры, не знает, что у нее нет
никаких документов – и ни гроша, ни гроша в буквальном смысле этого слова!
Не замедляя бега, она взглянула на запястье.
«Ролекс» засверкал под луной, как шкатулка с бриллиантами.
«Ох, дура! – в отчаянии подумала
Кира. – Ну почему, почему я не взяла с собой серьги, кольцо – хоть
что-нибудь из драгоценностей!» А впрочем, и хорошо, что не взяла. Иначе они
оказались бы захованными в тот же самый пластиковый тайничок – и были бы
стырены тем же поганцем, вернее, поганкой. «Но я могла бы сегодня надеть
серьги!» – возразила сама себе Кира. И сурово кивнула: могла бы. И тогда их
сняли бы с нее, как сняли часы, – «по протоколу». Однако едва ли Мыкола
потащил бы ее сегодня на ночную прогулку, вдев в уши бриллианты… Так что
остается уповать, будто по-прежнему все, что ни делается, делается к лучшему, а
значит, «Ролекс» – ее единственное достояние.
