– Ну, этого добра у меня хоть отбавляй. А может, для дела что нужно? Ну, не знаю… может, шапку боярскую…
– Да господь с тобой, милостивец, – испугался Строганов, – на что оно нам, боярство-то?
– Да я не настаиваю. Просто мало ли, вдруг хочешь.
– Нет, царь-батюшка, не надобно нам сего. Ты вот назвал меня, холопа своего, с вичем
[41], так мне той чести и довольно. Вот если бы…
– Если бы что?
– Вот если бы ты дозволил подати не на местах платить, а напрямую тебе, вот за это я бы еще раз земно поклонился.
– А что так?
– Да ты не думай, государь, казне твоей порухи не будет, просто так нам легче. А уж как ты решишь, так на все твоя царская воля.
– Ладно, подумаю я…
– Благодарствую, милостивец!
– Да пока не за что. Ты вот лучше расскажи, слышал ли ты, что я во всех пределах царства нашего велел искать места, где можно руду добывать, железную или медную?
– Слышал, государь, как не слыхать. Да только наказал нас Господь: нету в наших местах такого. Уж как мы ни искали, каких только рудознатцев ни звали… Хлебушко у нас родит, лен есть, соль вот еще добываем, а ни железа, ни меди не дал нам Бог.
– Печально это, но кто мы такие, чтобы с божьим промыслом спорить?
– Так и есть, – горестно вздохнул Строганов, всем своим видом показывая скорбь от отсутствия металлов на пожалованной его роду земле.
– Ну ладно, нет у вас, так, может, в другом месте найдется? Я вот думаю указ издать…
– Какой указ, милостивец?
– Да еще толком не решил, но думаю так: все недра в нашем царстве суть неотъемлемая и нераздельная царская собственность. А поелику оные недра принадлежат мне яко монарху, то я и соизволяю всем и каждому, вне зависимости от чина и достоинства, во всех местах, как на своих, так и на чужих землях искать, добывать и выплавлять всякие металлы.
– Как это «на чужих»? – насторожился купец.
– А так, если владелец земли ленив и выгоды своей не понимает, то я не намерен доходы терять.
– Отбирать будешь?
– Зачем же отбирать… Нет, Андрей Семенович, земля – это земля, а недра – это недра. Если хозяин добывать руду не хочет, так пусть ее другие добывают. А хозяину платят… ну, скажем, одну тридцать вторую часть прибыли.
– А сам подати сколько возьмешь?
– Первые три лета – ничего! Пока прибыли не будет, то могу и на пять лет освободить от подати. После этого – одну десятую часть от добытого. Если вдруг, паче чаяния, найдется благородный металл, скажем, серебро, то так же.
– Всего одну десятую? – вылупил глаза Строганов.
– А что тебя смущает? Нынче ничего такого в наших землях не добывают, а десятая часть от ничего – ничего и есть.
– Но это же…
– Прочее будет казна выкупать, по справедливой цене. Ну а если в казне денег нет или надобности, то хозяин в своем добре волен.
– Ишь ты… – задумался гость.
– А тебе какая в том печаль, купец? – усмехнулся молчавший до сих пор боярин Романов. – Ты же говорил, что в твоих землях ничего такого нет!
– Да как тебе сказать, Иван Никитич, – осторожно возразил Строганов, – может, мы искали неправильно. Дело-то ведь больно мудреное…
– Так поищите, авось и найдете.
– Вот если бы…
– Что «если бы»?
– Если бы ты, государь, сам рудознатцев послал…
– Да я-то могу, Андрей Семенович, да только если я их найму, то они мои, а стало быть, все, что они найдут, – тоже мое.
– Так оно же и так твое, царь-батюшка!
– Верно, только я в том смысле, что и рудники и заводы тоже моими станут. Нет, я, конечно, семью вашу не обижу, одну тридцать вторую часть дам, как и обещался… Смекаешь?
– Понял я, государь, – вздохнул купец, – сами наймем хитрецов
[42].
– Вот это разговор! С наймом, так и быть, помогу, попрошу у короля Шведского.
– Еще бы лесов нам прирезать, – помялся Строганов, – для выплавки.
– Если найдете руды добрые, то и лесов прирежу.
– И людишек…
– Руду найдешь – будут тебе люди! Ладно, хватит на сегодня разговоров. Приходи завтра, Андрей Семенович, тогда и поговорим.
– Что-то ты, государь, сегодня щедр без меры… – пробурчал Вельяминов, дождавшись, когда купец выйдет. – Немало ли с такого дела десятину?
– Нормально, Никита. Главное, чтобы за дело взялись да в царстве железо и медь свои появились.
– А коли и впрямь серебро найдут?
– Когда-нибудь и найдут, – пожал плечами я. – Что с того?
– Так обогатеют паче всякой меры! – возмутился окольничий.
– Чего ты, Никита Иваныч, шкуру неубитого медведя делишь? – вмешался Романов. – Не нашли еще ни серебра, ни злата, ни даже меди! Меня вот другое беспокоит.
– Что еще приключилось?
– Да покуда ничего, вот только Строганов-то уж неделя как приехал, а эту, как ее… аудиенцию что-то не торопился получить.
– Так это дело не быстрое. Да и мало ли, может, дела какие у него были?
– Такие дела, что и к царю поспешать не надо?
– Не пойму я, что тебя беспокоит?
– Да я сам не пойму, только вот размышляю… а может, Строганов пронюхал что-то такое, что торопиться перестал?
– Что, например?
– К примеру, что Владислав войной идет.
– Так это на Москве всякая собака знает.
– Верно, а вот то, что в казне хоть шаром покати, ведают немногие. А тут они с казной пожаловали. Как ни крути, а двадцать тысяч – это деньги!
– Так они ведь их уже привезли?
– А кто знал про сие? Нет, вы как хотите, а что-то тут не так.
– Бог с ним, со Строгановым, ты лучше скажи, куда Телятевский запропастился.
– Вот тебе крест, государь, не ведаю. Как сквозь землю провалился, проклятый! Ох, не вовремя ты Корнилия отослал, уж он бы злодея из-под земли сыскал.
– А как там наш Мелентий?
– Плох духовник твой, Иван Федорович, иной раз в разум приходит да что-то сказать пытается, а так все больше в беспамятстве лежит.
– Вот еще напасть! Ей-богу, если и впрямь Телятевский тут виновен – насидится за то на колу! И вот что, пусть рядом с отцом Мелентием постоянно монах грамотный находится, и если он скажет чего, то пусть в точности сразу и запишет.
