– Если бы они шли к воротам кремля, я бы отдал приказ немедля. Однако они стоят совсем рядом с укреплениями и своей чертовой артиллерией. Ничего хорошего эта атака не принесет!
– Но ведь действительно – как будто слышатся звуки боя?
– Держу пари, что это герцог прихватил пана Мартина за шиворот и крепко держит!
– Вы думаете? – встревожился Адам, но обозленный Ходкевич оставил его вопрос без внимания.
– Что же делать? – повторил вопрос королевич.
– Ничего, – хмуро отозвался гетман, – если вашему кузену это угодно, так пусть атакует! Вот когда мы отобьем его приступ, тогда можно будет вывести конницу в поле. А до той поры я и пальцем не пошевелю. Хватит с нас авантюр!
Едва я вернулся в лагерь, как меня обступили командиры полков, бояре и прочие начальные люди и принялись поздравлять с «великим одолением супостата», благо о результатах боя у Петровских ворот всем было известно.
– Войска построены? – остановил я их восторги вопросом.
– Конечно, построены, государь! Все как ты велел.
– Я еще и атаковать велел при случае…
– Конечно, велел, кормилец! Сказывал, что как сигнал дашь, так сразу и в бой.
Крыть было нечем. Я действительно рассчитывал вернуться вовремя и действовать по обстановке, а вместо этого полетел впереди поместных на лихом коне.
– А что мы? – продолжали они хором. – Тебя-то нет, царь-батюшка, а вдруг ты передумал, или еще какая напасть?..
– То есть если бы ляхи налетели, покуда меня нет, так они бы всех порубили?
– Господь с тобой, надежа! Если бы они налетели, так уж мы бы им всыпали!
– Ага, кабы они нас догнали, так мы бы им дали… Ладно, чего уж там, пойдем посмотрим.
Впрочем, далеко идти было не нужно. С холма нашу линию видно как на ладони. Впереди стояли готовые к бою баталии немецких пехотинцев, в промежутках между которыми стали пушки, а фланги прикрыли драгуны Панина. Следом за ними встали стремянные стрельцы, а в промежутках между редутами – рейтары из числа не участвовавших в стычке у Петровских ворот. Кирасиры и пришедшие со мной поместные сотни оказались в резерве, а позиции в редутах заняли стрельцы из московских приказов. Поляки, если не считать нескольких небольших отрядов, гарцующих перед стенами Можайска, активности не проявляли.
– Вперед, – махнул я рукой, и полки пришли в движение.
Немецкая пехота, слаженно маршируя, пошла вперед. В такт их движению мерно колыхались пики, слабо трепыхались знамена, и тянуло дымком от фитилей мушкетов. Пройдя пару сотен шагов, они остановились и выровняли ряды. Пушкари, воспользовавшись остановкой, подтянули артиллерию. А рейтары Вельяминова вместе с присоединившимися к ним поместными перешли на левый фланг и встали перед стенами можайского кремля. Владислав с Ходкевичем хранили олимпийское спокойствие, и если бы за линией возов не виднелись многочисленные дымки, можно было подумать, что они вовсе игнорируют мою армию. Похоже, что теперь поляки решили «сыграть от обороны».
Новый «раунд» начали мои артиллеристы. Не опасаясь больше противодействия со стороны противника, они выкатили вперед свои орудия и принялись деловито расстреливать польско-литовский лагерь. Хотя пока огонь вели всего полтора десятка пушек, но натасканные Ван Дейком расчеты заряжали их с удивительной быстротой. К тому же не менее четверти посылаемых ими снарядов было бомбами, производившими в укреплениях противника страшные разрушения. Разбив один из возов, наши пушкари тут же переносили огонь на соседние, и вскоре в польской обороне появились довольно изрядные бреши.
Со стен Можайска за всеми этими событиями наблюдали трое французов. Еще совсем недавно они служили в войске королевича Владислава, но волею судьбы были вынуждены перейти на другую сторону и теперь, не без интереса, наблюдали за ходом сражения.
– Что скажете, месье де Мар, – обратился к товарищу по несчастью Безе, – похоже, артиллерия герцога Мекленбургского скоро сметет польский лагерь с лица земли!
Тот в ответ лишь тяжело вздохнул. В отличие от петардистов, он был взят в плен, а не перешел на сторону Иоганна Альбрехта добровольно, и его судьба была менее определенной. Узнав, что вместе с батареей захвачен командир всей польской артиллерии, герцог похвалил пленившего его командира русских драгун, сказал пару вежливых слов де Мару, дескать, весьма горд знакомством с таким искусным противником и был бы рад видеть его на своей службе, но так пока ничего и не предложил. Правда, в темнице его подобно польским пленникам не держали, но несколько охранников во главе с молодым человеком, носившим странное имя Первак, постоянно наблюдали за всеми тремя французами.
– Это не так просто, – немного сердито возразил толстяку де Бессон, – вон показалась польская кавалерия, и она явно угрожает московитскому флангу.
– Ничего страшного, Жорж, – остался невозмутимым Безе, – у его царского величества достаточно пушек, чтобы атака превратилась в самоубийство.
– Ты уже говоришь как московит! – раздраженно фыркнул в ответ Бессон, которого подбешивал тот факт, что его товарищ не поделился с ним своим замыслом о переходе на другую сторону. – «Царское величество». Тьфу!
– Я говорю разумно и тебе рекомендую делать то же самое. Если бы не я, то мы наверняка погибли бы при штурме этих проклятых ворот, и таким образом сэкономили кучу денег этим польским свиньям!
– А если эти свиньи победят?
– Не волнуйтесь, месье, – не без сарказма в голосе поспешил успокоить спорщиков де Мар, – если что, я подтвержу, что вы были захвачены в плен и отчаянно сопротивлялись. Но, по совести говоря, надежды на такой расклад немного. Ваш друг прав, у мекленбургского герцога прекрасная артиллерия, и его люди умеют ею пользоваться. Даже не знаю, кто бы мог их этому научить?
– Говорят, что это сделал сам Иоганн Альбрехт.
– А кто научил его? Если он сам все это придумал, то он – гений!
– Кстати, господа, а что это делает командир наших охранников?
– Кажется, он ведет записи, вероятно, описывает ход сражения.
– Я смотрю, они не теряют времени.
– О, его царское величество славится своей стремительностью! Пять лет назад он стремительным ударом овладел Ригой, а на следующий же день повелел напечатать об этом прокламацию и разослать ее по всей Европе!
– Жак, слушая вас, можно подумать, что вы участвовали в этом походе!
Между тем Анциферов, что-то увлеченно записывающий, то ли почувствовал на себе взгляд, то ли еще почему, но отвлекся и, сообразив, что говорят о нем, спросил:
– Чего вы?
Французы в ответ церемонно поклонились, и новоиспеченный царский секретарь неловко ответил им тем же.
– Гляди, как Первуху корежит, – засмеялись стоявшие в карауле стрельцы, – не иначе, сглазили его басурмане!
