– Сказал, там хранится важная информация по работе.
– И он его включал?
– Конечно! – Мать Верейского смотрела на нас с удивлением. – Как же я могла ему отказать? Константин Георгиевич друг нашей семьи, мы все ему так многим обязаны.
– И долго он за этим компьютером просидел? – не унимался Валера Гурьев.
– Да нет, недолго, всего с полчаса.
– В принципе времени более, чем достаточно, – вздохнув, прокомментировал Валерий, выразительно глядя на нас с Костей.
До меня постепенно стало что-то доходить. Я вдруг почувствовала, как у меня застучало в висках, стало невыносимо жарко и душно, хотя до сих пор квартира старинного дома с толстыми стенами казалась такой прохладной и комфортабельной.
– Так что, Ирина, ты теперь обо всем этом думаешь?
– Подожди, подожди, Валера, – замахала я руками, – не перебивай, дай собраться с мыслями!
И я вопросительно посмотрела на мать Верейского, с изумлением наблюдавшую наше волнение, причины которого ей были совершенно непонятны.
– Раиса Александровна, – спросила я ее очень ласково, – а почему вы так уверены, что именно Надежда Андреева отравила вашего сына?
Мама санитарного врача в изумлении подняла на меня глаза.
– А кто же еще? – спросила она. – Кому еще надо было моего Димку убивать? Он был безобиднейшим человеком на свете! Мне и Константин Георгиевич говорил: никаких сомнений, что это сделала она.
– Так, значит, Константин Георгиевич? – переспросила я. – Значит, Маслин вас уверил в том, что хозяйка ресторана и есть убийца вашего сына?
– Ну, конечно! А то кто же? Константин Георгиевич всегда ко мне очень хорошо относился, часто приходил, а после этого несчастья стал особенно внимателен. – Раиса Александровна нервно вздохнула. – Он и с похоронами все устроил, я-то была в шоке, вообще ничего не соображала.
– И сегодня приходил?
– Конечно! Утром, часов около одиннадцати. Как раз сегодня он и попросил у меня разрешения Димин компьютер включить, поработать за ним. Посидел с полчаса, потом выключил. Кстати сказать, советовал посторонних к нему не подпускать, – вдруг вспомнила Раиса Александровна и в некотором смущении добавила: – Так что я теперь не знаю, как с вами быть. Вы ведь Дмитрию не слишком близкими людьми были, правда?
Я молча кивнула. Конечно, мы были вовсе не близкие ему люди, а Валера Гурьев и вообще ни разу не видел санитарного врача живым. Вот только смерть Верейского коснулась нас слишком явно, так что нам было не до рассуждений о моральном праве лезть в его личную жизнь.
– Бред какой-то! – снова заговорил Гурьев. – Сначала стирает с жесткого диска всю информацию, а потом советует к компьютеру никого не подпускать! Или, может быть, Раиса Александровна, это вовсе не он стер? После того толстого типа с санэпидстанции кто-нибудь еще компьютер включал? Может быть, в ваше отсутствие?
Мать санитарного врача посмотрела на нашего криминального репортера отчужденно.
– В моем присутствии – нет! – заявила она довольно сухо. – Разве что когда я за хлебом ходила, кто-нибудь в квартиру залез.
– И что, неужели такая уж сверхсекретная информация в этом компьютере хранилась, – не унимался Валера, – что ваш Константин Георгиевич запретил его включать?
– Я лично не знаю, что там, в этом компьютере, было, – сказала женщина столь же холодно. – Но Константин Георгиевич не советовал мне позволять другим туда лазить, вот и все.
– А еще что хорошего этот ваш Константин Георгиевич вам посоветовал? – спросил Валера уже агрессивно. Я содрогнулась от его тона: разве можно так грубо обращаться с матерью умершего?!
– Еще он мне советовал держаться подальше от одной телеведущей, – сказала Верейская столь же агрессивно, в тон Валере. – Постойте, как же ее фамилия? Я же не смотрю почти телевизор-то, особенно местные программы.
Мне стало вдруг холодно от этих слов. Показалось, еще немного, и мать Дмитрия вспомнит, что телеведущую зовут Ирина Лебедева, и выгонит нас троих отсюда в шею. Надо помешать ей вспомнить это!
– А чем же она ему так не угодила, эта телеведущая? – спросила я осторожно.
– Чем не угодила? – переспросила Раиса Александровна, поднимая на меня глаза. – Так Константин Георгиевич говорил, что она связана с той ресторанной хозяйкой, которая отравила моего Димку. Говорил, что взятку от нее получила, чтобы на телевидении ее показать, и теперь всячески выгораживает ее, из тюрьмы вытащить пытается.
Я в изумлении смотрела в лицо мамы Верейского.
– Константин Георгиевич так и сказал?
– Ну, конечно! – несчастная мать, казалось, не замечала выражения моего лица. – Говорил, такая пробивная баба, сам черт ей не брат. Со всеми городскими ментами на дружеской ноге, при желании кого угодно из тюрьмы вытащит.
Некоторое время мы все трое растерянно смотрели друг на друга.
– Да уж, ничего себе! – проговорил, наконец, Костя Шилов. – Симпатичный человек этот ваш Константин Георгиевич!
– Ну да, очень симпатичный! – Раиса Александровна, не поняв интонации Костиного замечания, вдруг радостно улыбнулась. – Такой добрый, хороший, услужливый. А вам он что, не нравится? – спросила она, внезапно сделавшись серьезной. – Вы, кстати сказать, с ним знакомы?
– Была возможность познакомиться, – ответил Костя.
– Ах да, вы же были на похоронах, – сказала Раиса Александровна. – Впрочем, вы видели его там только мельком. Вот если бы вы познакомились с ним поближе…
– Думаете, подружились бы? – саркастически спросил Валера Гурьев.
Мать Верейского смотрела на него удивленно, а я как следует наступила ему на ногу. Своими сарказмами он всю беседу может испортить, неужели сам не понимает?
– Скажите, – решилась я и на следующий вопрос, – а в каких отношениях был ваш сын с Константином Георгиевичем?
– Димка? Вот это тоже интересно, – Раиса Александровна покачала головой. – Сначала все у них было нормально. Димка как устроился на санэпидстанцию работать, был ужасно доволен, говорил, какой замечательный у него начальник. А потом отношения стали как-то неожиданно портиться, Димка даже стал говорить, что Маслин негодяй.
– Ого! – присвистнул Валера.
– Ну да! – закивала мама Верейского. – Особенно последние два месяца он его терпеть не мог.
– Терпеть не мог? – переспросила я заинтересованно. – Если не секрет, в чем это выражалось?
– Да по-разному! – отвечала со вздохом Раиса Александровна. – Когда однажды Константин Георгиевич к нам домой пришел, Димка так неприлично себя вел, я прямо даже расстроилась. Спрашивала его: и чего ты на него взъелся, милейший, интеллигентнейший человек. Насупился, молчал, ничего не говорил. Сам не знал, что ответить.
– А у вас с Маслиным были очень тесные отношения, правда? – спросила я.
